Призраки вокруг нас. В поисках избавления

В 1800 году кенигсбергский мудрец Иммануил Кант развеял все иллюзии традиционной метафизики, эскизы и диаграммы реальности, заявив, что мы не способны переживать реальность непосредственно, но только ее субъективную трактовку. Таким образом, он утвердил необходимость психологии, особенно глубинной психологии и феноменологии. К 1960-м годам были деконструированы устойчивые социальные концепты класса, расы, пола, сексуальной ориентации, а также презумпция правоты и честности социальных институтов. Все это, естественно, привело к культурной амбивалентности, постоянной тревоге, регрессивной ригидности, фундаментализму и появлению культуры отрицания, бездумного отвлечения и наркотического упоения. (Если абстрагироваться от частностей, то все обстоит точно так же, как и во времена Данте Алигьери, семь столетий назад встречавшего теплое тосканское утро.)

Юнг прекрасно описал, что происходит, когда мы переживаем кризис ценностей и верований, когда ставится под вопрос смысл нашего существования в этом мире. Он описывал такое явление, как «регрессивное восстановление персоны», побег в «то, как все было раньше» или просто казалось. Перед лицом духовного вакуума люди склонны заполнять его политическими идеологиями – это произошло в 1930-е годы в Европе и привело к масштабному столкновению фашизма, капитализма и коммунизма. На современном Западе триумф материализма приводит к обеднению других мировоззрений. Цель жизни теперь – не подготовка к жизни иной, а наслаждение сиюминутным существованием. Однако материализм нашего времени неизбежно приводит к следующей дилемме: коль скоро нуминозное не переживается во внешнем мире, оно будет проявляться в форме соматической болезни, внутренней патологии или выражаться в наших поисках среди объектов внешнего мира, на которые мы спроецировали наше устремление. Таким образом, блестящие новые объекты, соблазняющие технологии, секс и романтика, гедонизм, поглощенность собой и, в первую очередь, отвлеченность составляют типичный набор «духовных ценностей» нашего времени. Нынешние духовные ценности – это не то, что мы исповедуем, а то, на что расходуется наша энергия.

В результате огромное число людей, даже тех, кто постоянно «отвлекается», чувствуют себя в этом мире не в своей тарелке и постоянно ищут чего-то, подобно чинди, вечно голодным призракам из верований индейцев навахо. В своих мемуарах «Воспоминания, сновидения, размышления» Юнг пишет:

Для человека основной вопрос в том, имеет ли он отношение к бесконечности или нет? Это его исходный критерий… Когда же мы понимаем и чувствуем, что уже здесь, в этой жизни, заключена бесконечность, желания и помыслы наши меняются. В итоге в счет идет лишь то, что существенно, что мы воплотили, и если этого нет, жизнь прошла впустую[69].

Поскольку многие из нас не чувствуют себя частью большей истории, не чувствуют причастности к некой психологической или духовной истине, то мы находимся в подвешенном состоянии – неудовлетворенные, недовольные и неполные. Некогда племенной миф связывал человека с четырьмя великим тайнами, наша же нынешняя жизнь представляется бесплодной и стерильной. Эти четыре тайны не исчезли, но ушли в бессознательное. А наша неспособность вновь стать сопричастными этим тайнам выражается в психопатологии, социопатии, массовых движениях, причудах и капризах, коллективных проекциях на нуминозные фигуры, тонущие в наших архетипических ожиданиях (вспомним всех позабытых поп-звезд и знаменитостей).

Попробую сформулировать четыре вечных вопроса:

1) зачем мы здесь, чему мы служим, к какой цели движемся? (космологический вопрос);

2) каким образом мы, животные, наделенные душой, должны существовать в гармонии с окружающей нас природой? (экологический вопрос);

3) кто мой народ, каков мой долг перед другими, какие права, обязанности, полномочия и ожидания традиционны для моего племени? (социологический вопрос);

4) кто я, чем я отличаюсь от других, что есть моя жизнь, как мне отыскать свой путь среди трудностей жизни? (психологический вопрос).