Баллада была очень длинная. Если исполнять ее целиком, понадобилось бы несколько ночей. Поэтому Хоити осмелился задать вопрос, какую из частей хотят послушать в этом зале?
Женщина подумала и сказала:
– Спой нам о битве при Данно-ура. Это событие до сей поры вызывает глубокую скорбь.
И тогда Хоити возвысил голос и запел песнь битвы, кипевшей в штормовом море давным-давно. Бива под его пальцами заплакала, застонала, как стонут весла, что гонят корабли вперед, в сражение, струны свистели, как стрелы, глухо стучали, словно мечи ударяли о шлемы воинов, рокотали, как топот людей на палубах, вскрикивали, как несчастные, падающие в холодные волны, стонали, как раненые и умиравшие от ран. Справа и слева от себя он слышал приглушенные восторженные возгласы: «Какой изумительный артист! У нас в провинции никто не способен так играть! Да во всей империи не сыщется такого певца, как Хоити!»
Хоити осмелел от похвал, вдохновенно ударил по струнам и запел еще лучше, так, что вокруг все смолкли от удивления и восторга. А когда повествование подошло к описанию гибельного прыжка Ниино Амы с наследником предводителя на руках, слушатели единодушно вскрикнули, а после этого многие зарыдали так громко, что Хоити испугался той боли, которую он невольно причинил этим хорошим людям. Рыдания и стоны стихли не скоро, а потом в наступившей тишине снова заговорила женщина, которую Хоити принял за домоправительницу.
– Нам говорили, что ты искусный музыкант и сказитель, но мы и подумать не могли, что твое мастерство столь велико. Этой ночью ты пел прекрасно. Наш повелитель намерен достойно наградить тебя. Но он хочет, чтобы ты пел здесь еще шесть ночей подряд – а после этого он отправится в обратный путь. Посему завтра ночью тебе надлежит прийти сюда в то же время. Твой сегодняшний провожатый придет за тобой. Но мне велено передать тебе, чтобы ты ни в коем случае никому не рассказывал, где и у кого ты был. Наш повелитель путешествует инкогнито, никто не должен знать, что он почтил своим присутствием Акамагасэки. А теперь ты свободен, можешь возвращаться в свой храм.
Хоити должным образом поблагодарил женщину, и она проводила его до выхода. Тот же самурай ждал певца и отвел его до самой веранды, откуда начался их путь. Там они распрощались.
Хоити вернулся почти на рассвете, однако его отсутствия никто не заметил. Монах после службы не стал заходить к нему, решив, что Хоити уже спит. За день певец отдохнул. Он никому не рассказал о своем ночном приключении. На следующую ночь самурай снова пришел за ним и отвел в уже знакомый дом. Хоити играл и пел, и опять все были поражены его удивительным талантом. Вот только в храме на этот раз заметили его отсутствие. Утром его вызвал настоятель и мягко упрекнул:
– Мы очень беспокоились о тебе, друг Хоити. Опасно слепому ходить по ночам. Почему же ты ушел, никого не предупредив? Я мог бы приказать слуге сопровождать тебя. И где ты был?
Хоити отвечал уклончиво.
– Прости меня, милый друг, – сказал он. – Мне пришлось отлучиться по одному личному делу, и в другое время я никак не мог уладить его.
Неожиданная скрытность Хоити скорее удивила, чем обидела монаха. Он почувствовал, что здесь не все так просто, а наипаче опасался, не околдован ли молодой музыкант какими-нибудь злыми духами. Однако он не стал задавать лишних вопросов, но слугам приказал тайно следить за Хоити, а если он надумает покинуть храм после наступления темноты, скрытно сопровождать его.
Предосторожность оказалась не лишней. Этой же ночью слуги заметили, как Хоити покидает храм. Немедля они зажгли фонари и последовали за ним. Однако ночь выдалась дождливая и темная. Прежде чем слуги добрались до дороги, Хоити исчез. Наверное, он шел очень быстро, и это было удивительно, ведь дорога-то была плохая, а слепому идти по ней вдвойне трудно. Слуги обежали все окрестные улицы, заходили в дома, где бывал Хоити, расспрашивали людей, но никто не видел слепого музыканта. Пришлось им возвращаться в храм ни с чем. Уже подходя к храму, слуги разом замерли: неподалеку, посреди кладбища Амидадзи, кто-то вдохновенно играл на биве. Время от времени меж могил вспыхивали призрачные огоньки, но от них тьма на кладбище казалась еще гуще. Люди из храма поспешили на кладбище, и там, среди могил, они нашли Хоити. Он сидел один, под дождем, возле надгробия Антоку Тэнно, терзал струны бивы и во все горло распевал песнь о битве при Данно-ура. Почти над каждым надгробием вокруг него как маленькие свечи горели призрачные огоньки. Было их великое множество, никто никогда не видел их здесь столько.
– Хоити, Хоити! – вскричали слуги. – Перестань! Тебя околдовали!
Но слепец их не слышал. Стонали под его рукой струны бивы, а прекрасный голос нараспев выкрикивал слова песни о битве при Данно-ура. Тогда они схватили его за руки и закричали в самые уши:
– Хоити! Хоити-сан! Прекрати! Идем с нами!
Хоити перестал играть, поднял лицо и с упреком сказал им:
– Как же вы можете столь бесцеремонно прерывать меня во время выступления перед таким почтенным собранием!