Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Впоследствии Функ-Брентано на основе полицейских протоколов и описи имущества установил, на что супруги потратили дармовые деньги. В этом перечне зафиксировано, сколько и каких фраков напокупал себе де ла Мот (список занимает целую страницу), указаны все драгоценности, приобретенные в тот период Жанной де Валуа. Мы ограничимся только парой наиболее наглядных примеров их безумной расточительности. Понадобилось сорок две повозки, чтобы доставить новую мебель из Парижа в Бар-сюр-Об, где супруги обустроили себе роскошное семейное гнездышко. Там они держали шесть экипажей и двенадцать лошадей, а выезжали обычно в огромной английской карете с гербом Валуа, под которым был начертан девиз: «Rege ab avo sanguinem, nomen et lilia» («Кровь, имя и лилии от короля, предка моего»). В карету были впряжены четыре английских рысака, на запятках стояли лакеи, а на козлах восседал чернокожий кучер в камзоле, отороченном серебром. Каждый вечер устраивались торжественные приемы, дом де ла Мотов был полон гостей, даже когда сами они куда-нибудь уезжали.

Мы бы никогда не стали вести себя подобным образом, в наши дни это кажется просто абсурдным, да и наш жизненный уклад совершенно не подходит для того, чтобы с таким размахом удовлетворять свои прихоти. И все же мы не можем не почувствовать определенной симпатии и даже уважения к Жанне с ее до святости наивной верой в то, что она создана для праздника, который длится вечно. Жанна, в чьих жилах текла королевская кровь Валуа, до сих пор только прозябала на этом празднике и, словно отсыревшая ракета для фейерверка, всего лишь тлела, с яростным клокотанием чадя и мучаясь, пока огонь не добрался до сухого пороха. И тогда, разбрасывая искры, она рванулась вслед за другими яркими ракетами ввысь — к звездам, где, по ее мнению, ей и полагалось находиться, — даже не подозревая, что уже через мгновение ей суждено погаснуть и рухнуть в вечную тьму.

Интермеццо ФИГАРО И ГРАФ ГАГА

Читатель, которого интересует только история Ожерелья, может спокойно пропустить эту главу.

Королеве даже присниться не могло, что кто-то от ее имени водит за нос кардинала, совершенно потерявшего чувство реальности и невольно вставшего на опасный путь. Она спокойно предавалась радостям придворной жизни и летом 1784 года принимала шведского короля Густава III, который путешествовал по Европе под именем графа Гаги.

С момента знакомства с Акселем Ферсеном Мария Антуанетта полюбила все шведское, но к королю Швеции не питала особо теплых чувств. Дело в том, что когда Густав, еще будучи престолонаследником, впервые попал ко французскому двору, он предпочел искать покровительства у всемогущей графини дю Барри, а не у молодого дофина и его супруги. Это была оплошность, по тем временам почти непростительная.

Однако вскоре ситуация изменилась. Густаву пришло известие о смерти отца, и он должен был возвратиться в Швецию. Перед отъездом ему удалось заручиться поддержкой Франции в довольно странном деле, к которому он готовился. Надо сказать, что Швеция в восемнадцатом веке представляла из себя этакую анархистскую дворянскую республику, какой была и Польша до утраты независимости. У короля было меньше власти, чем у председателя парламента. Он точно так же участвовал в голосованиях, как и другие дворяне, и все его преимущество перед ними заключалась лишь в том, что он имел два голоса. В парламенте шла постоянная борьба между двумя фракциями, которые никак не могли решить жизненно важный вопрос: кому продать страну — русским или французам? Правительство дворян-анархистов рано или поздно привело бы страну под сень двуглавого царского орла — так же, как в свое время произошло с Польшей. На это очень рассчитывали Екатерина II и Фридрих Великий.

Но Франция, традиционная союзница Швеции, косо смотрела на подобную перспективу, опасаясь сильной России. Поэтому Шуазель и Вержен, бывший посол Франции в Стокгольме, а впоследствии министр иностранных дел при Людовике XVI, призвали престолонаследника, возвращавшегося на родину, занять твердую позицию. Густав был более крепким орешком, чем его предшественники, ведь по материнской линии он приходился племянником самому Фридриху Великому. А кроме того, он обожал красивую жизнь, любил театры и литературу, был страстным меломаном, словом, походил на настоящего французского вельможу. При нынешнем положении дел субсидии, которые Швеция получала от французского двора со времен Тридцатилетней войны, не доходили до короля, а оседали в карманах высших аристократов, возглавлявших парламентские фракции. Шуазель и Вержен пообещали Густаву, что, если он положит конец этой анархии у себя в стране, ему будет обеспечено ежегодно полтора миллиона ливров.