— Ваша щепетильность в этом вопросе вполне понятна, — сказал я. — Мне известно, как англичане чтут принцип «Мой дом — моя крепость», особенно в тех случаях, когда крепость действительно является чьим-то домом. Но вы упустили из виду, что Пендрагон в некоторой степени принадлежит вам, поскольку вы — наследник графа Гвинеда. И у вас больше прав жить там, чем у кого бы то ни было, если не считать самого графа.
— В ваших словах есть доля истины, — сказал Осборн. — Ну, посмотрим. Утро вечера мудреней.
— И еще один вопрос не дает мне покоя, — продолжал я. — Как вам вчера взбрело в голову наведаться на это озеро? Вы ни разу не упоминали, что любите ночные прогулки.
— Я не люблю и никогда не любил ночных прогулок. Как это ни банально звучит, но по ночам я предпочитаю спать. Однако вчера у меня была веская причина отправиться на озеро Ллин-и-Кастель. Вот смотрите! — Он открыл ящик письменного стола и вынул оттуда клочок бумаги. — Эту записку я обнаружил вчера утром на радиаторе моего спортивного «ровера».
Он передал мне бумажку, испещренную странными древними письменами, какие можно увидеть только в манускриптах семнадцатого века, хранящихся в Британском музее. Сегодня уже никто не пишет таким каллиграфическим почерком. Наши руки устроены иначе.
Записка содержала следующий текст: «Pendragon, forte si vellis videre Petrum senem vade ad eacum castelli media nocte ubi et alium rerum mirabilium testis eris».
— Это написано по-испански, — сказал Мэлони, — а я, к сожалению, так и не смог выучить этот язык.
— Да нет, это латынь, — ответил Осборн и перевел текст:
— «Пендрагон, если ты хочешь увидеть старого Петера (то есть Пирса), приходи в полночь к озеру возле замка и ты станешь свидетелем удивительных событий».
Мэлони покачал головой.
— Если писульку сочинил этот старый джентльмен, то он не иначе как учитель, иначе зачем бы ему писать по-латыни. Во всяком случае, спеси у него хоть отбавляй.
— А может, он просто не знает английского, — предположил Осборн.
— А что, если… — начал было я, но тут же прикусил язык. Возникшая у меня мысль превосходила по своей несуразности все бредни Мэлони, вместе взятые.
Мне подумалось: а вдруг автор записки, то есть тот незнакомец на берегу озера, настолько стар, что, являясь человеком другой эпохи, просто опасается, что мы не поймем его архаичных выражений, если он будет писать по-английски, и поэтому для общения с нами выбрал латынь — древний язык, который давно остановился в своем развитии. Но я, естественно, ни с кем не поделился этой нелепой гипотезой, которая могла прийти в голову только филологу.
— Вы и вчера видели этого старого джентльмена? — спросил Мэлони.
— Нет, — ответил Осборн, — вчера я видел только Хавваккука. Он точно так же плавал в своем корыте, как и сегодня. А старик не пришел. Но, может, он пришел позже, просто я не дождался.
Мы разошлись по своим комнатам, продолжая размышлять о ночном происшествии. Мэлони как истинный коннемарец наверняка ломал голову над каким-нибудь новым усовершенствованным способом отлова таинственных стариков.
Утром ко мне пришел деревенский мальчишка с письмом от приходского священника Дэвида Джонса. Как выяснилось, святой отец имел ко мне какое-то срочное и конфиденциальное дело. Он просил зайти к нему в десять часов в церковный двор.
Я не имел ни малейшего понятия, что от меня нужно этому маленькому дерганому человечку, обуреваемому кошмарными видениями, но тем не менее, не желая обижать его, отправился в назначенное время по указанному адресу. Обойдя церковь, я увидел маленький дворик, утопавший в зелени. Возле ограды находились несколько заботливо ухоженных надгробий из черного мрамора. Святой отец уже нервно прохаживался по узкой аллейке и что-то бормотал себе под нос, время от времени темпераментно жестикулируя. Мне показалось, что он готовится к воскресной проповеди.
Когда я его окликнул, он так вздрогнул, что мне стало не по себе.
— Сударь, — пробормотал он, — вы ведь известный врач…
— Простите, но я вовсе не врач, — ответил я ошеломленно. Сговорились они тут, что ли, считать меня врачом?
— Понимаю, — кивнул священник. — Это тайна. Граф тоже никого не посвящает в свои дела. Скрытничает. Но совершенно напрасно. Совершенно напрасно. Шила в мешке не утаишь. Сударь, вы знаете, что мы сегодня нашли на берегу озера возле замка?
— На берегу озера? Нет, не знаю.
Святой отец бросил на меня торжествующий взгляд.
— Пойдемте!
Он привел меня в маленькую каморку, где хранились зловещие орудия труда могильщиков. Это было мрачное, полутемное и сырое помещение. В углу стоял металлический стол, на котором лежало что-то уже виденное мною ранее и сразу вызвавшее острое чувство брезгливости.
— Вот! — сказал священник и направил на стол луч карманного фонарика.
Там лежало бездыханным одно из аквариумных чудовищ графа Гвинеда.
Теперь оно не было прозрачным. Это была серая расплывшаяся студенистая масса, уже начавшая разлагаться. Омерзительное зрелище.
— Вам знакомо это существо? — спросил священник.
— Да, граф разводит этих тварей у себя в лаборатории. Но как она попала в озеро?