Это был плавный переход, запланированный и обдуманный еще в такси, которое доставило их сюда, в гостиницу. Главное теперь было преодолеть себя и свое отвращение к мужчине, которого она не желала, но которому собиралась отдаться прямо сейчас, немедленно. И не потому, что изнывала от болезненно-затяжного желания, которое испытывает любая женщина, долгое время лишенная физического общения с мужчиной. Ей нужна была игра, приближенная к истинному влечению, попытка расслабиться настолько, чтобы заставить себя чуть ли не полюбить этого, в сущности, незнакомого ей мужчину. Животное Крымов, к которому она испытывала сильнейшие сексуальные чувства и который даже на расстоянии управлял ее душой и телом, должен быть забыт. Но перед тем как они расстанутся, и, быть может, навсегда, она собиралась доставить ему боль. Жгучую и острую, словно от удара ножом или от выстрела в сердце. Это желание было несравнимо сильнее всех других, вместе взятых, и родилось оно у нее этой ночью, когда в ее присутствии невозмутимая и жестокая Щукина запросто позвонила своему бывшему мужу и спокойно рассказала ему о приезде Земцовой. Как будто она не могла этого сделать раньше, не унижая Юлю и лишая себя тем самым удовольствия увидеть ее в растерянности, во всей ее слабости и отчаянии. Надя вела себя будто утомленная игрой с полумертвой мышью кошка, которая в своей сытости и даже пресыщенности решила немного привести в чувство свою жертву.
Земцова смутно помнила ее разговор с Крымовым, точнее, два разговора, потому что Щукина звонила ему дважды с перерывом в несколько минут, которые ей понадобились для того, чтобы выяснить у стоящей рядом с ней окаменевшей Земцовой, когда она желала бы видеть в своем гостиничном номере Крымова. И разговоры эти были не плодом ее фантазии и не сном, хотя вполне могли оказаться очередным блефом Щукиной, произносящей фразы в непрерывно гудящую трубку и договаривающейся о завтрашней встрече не с Крымовым, а с воздухом: с нее станется…
А сейчас она хотела одного: чтобы Крымов, который вскоре должен был появиться здесь, увидел Юлю либо в постели с Берестовым, либо выглядевшую так, словно они только что оторвались друг от друга, а потому их лица должны нести на себе печать умиротворения и легкого стыда за то неземное наслаждение, которое они минуту назад подарили друг другу. Юля и Игорь Николаевич.
Собравшись с духом, она сказала об этом Берестову.
– Куда приятнее было бы это не имитировать… – вздохнул Игорь Николаевич, отправляясь в ванную. – Но желание женщины для меня – закон… Если вы не возражаете, я после душа прилягу. Если вдруг я усну, то вы меня разбудите, хорошо? Будут еще какие-нибудь инструкции?
Юля не знала, куда деться от стыда…
Она и сама слегка задремала, как вдруг далекий стук в дверь, находящуюся в самом начале апартаментов, привел ее в чувство.
– По-моему, стучат…
Берестов, очнувшись от сладкой дремы, накинул тяжелый купальный халат, полагавшийся проживающим здесь постояльцам, и торопливо двинулся по направлению к двери.
Пока он отсутствовал, Юля дотянулась до маленького зеркальца, лежавшего в изголовье, и взглянула на свое отражение. Ее первой мыслью, пока она еще себя не видела, было достать из сумки румяна и кисточку, чтобы успеть до прихода Крымова «разрумяниться» и даже вспотеть, имитируя хотя бы цветом лица прерванную или закончившуюся глубоким удовлетворением близость. Но, обнаружив, что после услышанного ею стука в дверь от волнения ее лицо и вправду стало напоминать майский редис, отложила зеркало и замерла, прислушиваясь к доносившимся из-за двери спальни голосам. Разговаривали двое мужчин. Крымов и Берестов. Затем послышались приближающиеся шаги, и в спальню вошел с невыразимой радостью и растерянностью на лице Берестов. Так выглядят люди, выигравшие в Спортлото миллион рублей.
– Юля, одевайся, ты себе даже представить не можешь, кто к нам пришел… И это все она, Щукина. Я знаю… Это она организовала нашу встречу… Господи, да что же ты так на меня смотришь, или не слышишь, что я тебе говорю?! Хочешь, я тебя ущипну?! Но это правда, я не разыгрываю тебя. Ну же, вставай, солнышко, он хочет тебя видеть…
Но Крымов уже стоял за его спиной и немигающим взором рассматривал ее, расхристанную, розовую и мягкую, как бархат, соблазнительную, нестерпимо чужую, уже давно не принадлежащую ему, и на глазах бледнел от охватившей его ревности. Он, собственник, не хотел верить в то, что видел.
Юля же, поднявшись и прикрывшись шелковой зеленой простыней, так же молча рассматривала его. Серый плащ, серое в малиновую крапинку кашне, твидовые темные брюки, черные, змеиной кожи башмаки – «француз недобитый».
– Земцова! – И Крымов, не обращая внимания на присутствие Берестова, бросился к ней и схватил ее, как большую и любимую куклу, прижал к себе и больно укусил в плечо, как бы проверяя на подлинность и реальность роскошную проекцию его разбушевавшейся фантазии. – Боже, как же я рад! А ведь я до последнего не верил в то, что ты здесь, я думал, что Щукина собирается снова свести меня с очередным ее клиентом…