Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник)

Вот уже два дня, как Юля с Ниной ходили по магазинам и тратили деньги Аперманис. Крымов половину дня проводил возле Щукиной, ублажая ее и успокаивая по поводу преждевременных родов, которых она так боялась, поскольку они могли бы спутать все ее карты, а остальное время посвящал Юле. Он не мог не заметить, что она стала к нему холодна, постоянно спрашивал ее о том, что с ней, говорил ей, что любит ее и занимается все свободное (от лгуньи Щукиной) время тем, что подыскивает ей квартиру, которую собирается ей купить в ближайшем будущем. От Нади он узнал о Юлиной беременности и теперь в окружении двух беременных и близких ему женщин чувствовал себя не совсем обычно.

«А ты уверена, что этот ребенок харыбинский? – спрашивал он у нее, когда они лежали в постели. – А может, это мой ребеночек так сильно задержался? На целый год!» Или: «А что ты будешь делать, если сейчас раздастся звонок, на пороге появится твой законный супруг и заявит свои права на тебя?»

Она не воспринимала его серьезно и продолжала любить Крымова одним лишь телом. Душа ее, казалось, была поглощена совершенно другим – желанием как можно скорее обрести свободу, полную свободу от всех своих мужчин. Но для этого нужно было подождать еще пять дней. Ведь Крымов обещал прилететь в С. через неделю, а вдруг?.. Она боялась даже думать об этом «вдруг». И что могло бы произойти за эти пять дней, которые Крымов вел себя спокойно, ухаживая и ублажая своих женщин, словно действительно ничего не готовил, никакого сюрприза, никакой бомбы.

Она уже не сомневалась в том, что Берестов обманут, причем самым жестоким образом (он уехал в тот же день, когда Крымов отправил его в гостиницу, пообещав «сладкую конфету»), но сама уезжать никуда не собиралась. Она ждала развязки, которая не наступала.

Нина, энергичная молодая женщина с лицом лошади, которое обрамляли изумительные рыжие кудри, охотно водила Юлю по магазинам и без умолку рассказывала о Париже.

– Когда я первый раз попала сюда, – весьма эмоционально делилась она впечатлениями двухлетней давности, прогуливаясь с видом пресыщенной парижанки по «Галерее Лафайет» и панибратски поддерживая Юлю под локоток, – то думала, что потеряю сознание… Но потом ничего, привыкла, в Париже главное – это иметь деньги. Без них ты – ничто.

Нина Сулима приехала во Францию по приглашению человека, с которым случайно познакомилась в Москве на вечеринке одного приятеля, актера Театра на Таганке, отмечавшего свое сорокалетие. Было выпито много вина, спето много песен, и в результате она проснулась утром в гостиничном номере в объятиях почти незнакомого ей мужчины, да к тому же еще и француза, имени которого она не помнила. Проснувшись, француз угостил ее кофе и попросил сыграть ему на гитаре и спеть, после чего нежно поцеловал и, сказав, что через несколько часов у него самолет, пообещал прислать ей вызов. «Будешь петь в русском ресторане, я тебе помогу», – такими были его последние слова. А спустя полмесяца Нине действительно пришло сначала письмо, а потом и приглашение в Париж. Больше того, Жорж Фрей, так звали ее нового знакомого, оказавшегося порядочным человеком, не бросавшим слов на ветер, прислал ей деньги на авиабилет и телеграмму с очень нежным и интимным текстом. И Нина, в порыве внезапно нахлынувших романтических чувств, сорвалась со своего безработно-богемного места и полетела навстречу неизвестности, навстречу Фрею.

Жорж был режиссером небольшого театрика в предместье Парижа и, встретив свою протеже, уже на второй день пребывания устроил ее на работу в русский ресторан «Matriochka». Определив ей комнату в квартире, которую он делил со своим другом, эмигрантом третьей волны, клоуном Агаповым, Жорж предложил ей жить с ними вместе. Так Нина Сулима стала ресторанной певицей, сменившей свой привычный репертуар на русские романсы. И наверняка все сложилось бы благополучно, если бы не внезапная трагическая смерть Фрея, погибшего в автокатастрофе в нескольких метрах от своего театра. Неизвестно по каким причинам ее тут же попросили из ресторана (очевидно, после смерти Жоржа нашелся кто-то, посчитавший возможным устроить на ее место другую певицу, тоже русскую), и Нина осталась без работы. И лишь Агапов, в память о своем друге, позволил ей жить в их квартире и даже нашел для нее через своего знакомого Кристиана Броше место домработницы у только что поселившегося в Париже «русского писателя Крымоффа».

Услышав про писателя «Крымоффа», Юля даже остановилась, не веря своим ушам, и с трудом скрыла улыбку.

– Да уж, деньги действительно играют в нашей жизни большую роль, – Юля вежливо поддерживала беседу, с интересом разглядывая проплывающие мимо прозрачные витрины, забитые чем-то безумно дорогим и красивым, – но здесь столько соблазнов, я понимаю…

Они вышли на улицу, увидели зонтики летнего кафе и присели за один из столиков.

– Вы, наверное, устали, а я таскаю вас по этажам… Знаете, а у вас есть вкус. Я наблюдала за вами – вы покупали необычные вещи, стильные и почему-то слегка великоватые. Это для сестры или мамы?