Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью

– Именно это он и имел в виду. Отца Кирилла убили, и никого не интересовало, двойник это или нет. Нет человека – нет и тайны. И после его смерти – настоящей или фиктивной – я должен был опубликовать все эти записки в полном объеме…

– И ты бы дал опубликовать их, если бы у тебя была вся рукопись полностью?

Он посмотрел на нее так, как смотрят на безнадежно глупых маленьких детей, – с мягкой насмешкой и отчаянием одновременно:

– Земцова…

– Ты… – она почувствовала, как слезы предательски закипают в глазах, – ты… Крымов… ведь это ты там третий, вместе с ними… на вокзале Ватерлоо… Ты вместе с ними? Молчишь? Значит, я оказалась права. Конечно, как же ты можешь публиковать эти записки, если там есть и твоя агентурная сеть, и колоссальные по своим размерам списки с паспортными данными, телефонами, адресами, местами явок… Как ты мог?

– Просто я оказывал им некоторые чисто информационные услуги, вот и все. И мне за это платили неплохие деньги. У меня был доступ к банку данных…

– Ты все врешь! – Она крикнула, и все, кто сидел за столиками рядом, оглянулись на нее. – Ты постоянно врешь, врешь… – она говорила уже шепотом. – Ты был с ними с самого начала, и не было никакой случайной дискеты… Ты не такой глупый, чтобы вот так просто отдать крупному иностранному издателю фрагменты записок, хранящих информацию и о тебе самом. Ты же нормальный человек… Или я чего-то не понимаю? – Ей стало казаться, что она разговаривает не с Крымовым, а с воздушным существом, в которое ткни пальцем – и он провалится в третье измерение. Настолько абсурден показался ей их разговор. Или же она сошла с ума. Что тоже вполне могло произойти, учитывая события последних недель.

– Хорошо, я тебе скажу. Да, в рукописи действительно есть упоминание обо мне, но если бы ты почитала внимательно, то увидела бы там и СВОЕ имя. Да-да, и не удивляйся. И хотя ты ничего не знала, некоторые наши общие дела, связанные с расследованием заказных убийств, были напрямую связаны с деятельностью Организации. Но мы с тобой, так же как Шубин, фигурируем там на правах нейтральных персонажей, просто люди, выполнявшие черную работу. Вот и все.

Она не нашла в себе силы признаться ему в том, что НЕ МОГЛА от корки до корки читать эту рукопись из страха узнать там что-то такое, после чего ее жизнь потеряет всякий смысл. Это как если бы ей предложили прочесть книгу ее судьбы, в которой будет проставлен и день ее смерти. Она смалодушничала, испугалась, что встретит там имена и фамилии своих друзей и близких.

– Я – страус, – сказала она и опустила голову, словно зарыла ее в песок.

– Если ты страус, то нечего бросаться обвинениями. Тем более что ты даже представить себе не можешь, насколько все это серьезно и опасно. Меня послали встретить тебя…

– Подожди, не торопись… Ответь мне сначала: история с Кристианом Броше – правда?

– Правда. Но я не мог тебе о ней рассказать во всех подробностях, потому что она косвенным образом касается Троицкой. А о ней, как ты понимаешь, я тогда говорить не мог…

– И кто же тебе помог найти этого человека с завещанием для Кристиана?

– Тамара, – ответил он просто. – Но уже по своим каналам. Она не такая злодейка, какой могла тебе показаться…

– Но ведь она убила Кирилла!

– Ревность, это как смерть, сама знаешь… – и Крымов как-то нехорошо улыбнулся, ей даже показалось, что он смеется над ней.

Кому же она сказала эту фразу? Кому-то очень близкому… «Ревность, как смерть, идет за мной по пятам, и она же пригнала меня сначала сюда, а потом кнутом – в Париж». И ей ответили: «Хорош кнут…» Ответили голосом Миллерши.

«И ты, Брут…»

– Ладно, – произнесла она, едва дыша, чувствуя, что теряет силы, – я готова хоть сейчас отдать тебе эти проклятые записки, и делай с ними, что пожелаешь. Но прежде мне бы хотелось узнать, действительно ли они имеют реальную цену.

– А ты думаешь, тебя зря пригласили сюда? За то, что ты не наделала глупостей, тебя, во‑первых, оставили в живых, а во‑вторых, ты получишь за них деньги. Собственно говоря, я вызвался тебя встретить еще и затем, чтобы помочь тебе распорядиться деньгами. Ты можешь оставить их в банке и пользоваться ими по своему усмотрению, но можешь купить себе на них французское или какое угодно гражданство, дом и все свое будущее. Так что решай…

* * *

Чайкин уплетал колбасу, запивая ее чаем, когда Юля появилась на пороге его каморки.

– Ба, Земцова! – он чуть не подавился. – Я уж думал, что ты эмигрировала. Мы с Шубиным все глаза выплакали: считали, что больше тебя никогда не увидим… Шикарно выглядишь!

Она и так это знала – мужчина, с которым она возвращалась из Парижа, говорил ей об этом все время полета. Это был тот же легкомысленный пассажир, ее сосед со странной фамилией Сулима, с которым она целовалась «перед смертью».

– Зеленое тебе очень к лицу, – Чайкин, вытерев руки о бывший когда-то белым халат, подошел к ней и основательно, почти по-отечески поцеловал ее сначала в лоб, потом в нос, затем в обе щеки и под конец закрепил свое право на нее довольно-таки смелым поцелуем в губы. – И пахнешь ты, как цветок…