Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью

– Нет, что вы, я ведь с ней практически незнаком, а вот кого мне действительно нужно было увидеть, так это вас, дорогая Антонина Петровна! Я просто сгораю от любопытства, мечтаю услышать от вас всю эту историю, которая потрясла меня до глубины души! Безусловно, основные ее сюжетные линии мне известны, но так хотелось бы узнать подробности. Вы не представляете себе, как я люблю мелодрамы, а особенно – криминальные романы. Думаю уйти из следователей, бросить работу и всерьез заняться писательством.

– Вот если бы вы просто молчали, глядя мне в глаза, на меня бы это произвело куда большее впечатление, чем ваш треп, господин следователь!

– А вам разве не хотелось никому рассказать обо всем, что случилось с вами в те далекие годы, когда и началась эта история? Представляете, как бы среагировала ваша же подруга, слушая вас? Ну просто рот бы раскрыла!

– Кто знает, какие грехи на ее совести? – отрезала Курепина. – Любопытство… Что ж, мне тоже любопытно: как вы меня нашли, вернее, вычислили?

– Вельветовая домашняя куртка. Вы неосмотрительно оставили ее у себя в спальне. Взяли все самое необходимое – документы, фотографии, кое-что из украденной вами коллекции, деньги, банковские карты, – а вот куртку не догадались уничтожить. А ведь она – едва ли не основная улика.

– Она сама во всем виновата…

– Я хотел бы услышать все с самого начала. Тем более – предупреждаю вас сразу, – что я встречался с врачом, лечившим вашего мужа, а также с патологоанатомом, вскрывавшим тело вашего покойного супруга, хотя вы и настаивали на скорейшем кремировании.

– Свиньи! Я же заплатила им за молчание! Свиньи! – Курепина брезгливо поморщилась, словно под изящный, литой из бронзы столик, за которым они сидели, забралась грязная свинья и разлеглась у них под ногами.

– Итак?

– Он долго болел, он измучил меня, я сама была уже на грани помешательства, я устала… Вам этого не понять! Возможно, что, когда ты любишь мужа, его болезнь становится и твоей болезнью, и вы вместе с этим боретесь, но я никогда не любила своего мужа! Да, он был умен, красив, сделал себе партийную карьеру, между прочим, был другом Ласкина – Людмилиного супруга. Два сапога пара, скажу я вам! Воровали, пили, гуляли с девками… А потом он серьезно заболел, как вам известно, и мне пришлось за ним ухаживать. Все знали, что его дни сочтены, и я лишь ускорила его уход. Но как вы, наверное, поняли, мне помог Денис. Он мне реально помогал ухаживать за мужем, переворачивал его, когда я меняла ему простыни и пеленки. Как-то раз, когда я поила его чаем, у нас зашел разговор об эвтаназии. Ну, вот и все… словом, договорились мы с Денисом, что он сделает одну инъекцию… Я тогда была такая уставшая, плохо соображала. Но ампулу ему я дала, он в комнату вошел, все сделал, улики мы уничтожили, а когда я вернулась в спальню, муж уже был мертв. Все было кончено. Я стала полновластной хозяйкой всего того, что мой муж наживал в течение всей своей жизни. И главное – это недвижимость, которая прекрасно сдается в аренду до сих пор. Я пришла в себя уже после похорон, когда вдруг поняла, что я теперь очень обязана Денису. Больше того, я стала побаиваться его, а он, как мне казалось, – меня. Ведь то, что мы сначала приняли как бы за эвтаназию, было самым настоящим убийством, я просто откладывала его на несколько лет. Я давно – в мечтах – часто убивала своего мужа. Я ненавидела его примерно так же, как и Люда – своего Ласкина! Мы часто встречались с ней и плакали, как дуры, понимая, что мы все равно не разведемся и будем продолжать жить с этими… Ох… Что же касается Караваева, то однажды он попросту предъявил мне счет, и я продала ему за чисто символическую сумму здание – с сотней офисов – неподалеку от вокзала. Можно сказать, подарила.

Антонина взяла со столика початую пачку сигарет и закурила.