Призванье варяга (von Benckendorff) (части 1 и 2) (СИ)

Так что матушкино приключение кончилось тем, что под влияньем аффекта она слишком удачно полоснула себя по правой ноге и зацепила ахиллову жилу. Так что с тех самых пор матушка всю жизнь провела с тростью, да в особенном сапоге. Больше она не танцевала.

Что же касается ее психики, матушка дня три лежала в сумеречном состоянии, - это когда зрачки вроде бы на свет реагируют, но на жесты, а тем более слова - реакции никакой. Я видел такое после тяжких ранений.

Весьма опасное состояние, но во сто крат опаснее то, что начнется, когда раненый начнет сознавать, что с ним случилось. На моей памяти десятки, сотни крепких здоровых мужиков, которым бы жить, да жить, приходили в себя, обнаруживали ампутацию, молча отворачивались лицом к стене и угасали на наших глазах. Без руки, да ноги им было незачем жить...

Кстати, это весьма простая проверка при неудачном самоубийстве. Настоящий самоубийца, придя в себя, обыкновенно плачет, а затем, как искалеченный на войне, отворачивается ото всех и спит. Он и вправду не хочет жить, он стремится уйти от жизни, а сон - разновидность смерти. Самоубийца мнимый, налагающий на себя руки, чтоб обратить на себя наше внимание - после выхода из шока счастлив, что жив. Он рад, что за ним ухаживают, он пытается сделать трагедию из происшедшего и порою свершает экстравагантные поступки, но в любом случае мы видим острое желание контакта, общения с иными людьми. Эти наблюдения я вывел из своей многочисленной жандармской практики, и они помогли мне в раскрытии весьма многих запутанных дел.

(Господа якобинцы могут сто раз говорить, что мсье Сен-Симон с обиды стрелял себе в голову и промахнулся, а я уверяю, что все это -- липа. Ибо когда прибежали на выстрел, сей стрелок требовал к себе журналистов! И раз даже в этом пророк социального равенства был лгун, да обманщик -- не ждите правды от всех его проповедей!)

Моя матушка, по рассказам, на четвертый день зашевелилась, и перекатившись на бок, отвернулась к стене. Сиделки, не смыкавшие по приказу Государыни глаз, ощупали ей лицо и обнаружили, что оно мокро от слез. Поэтому одна из них, несмотря на столь поздний час, бросилась в монаршьи покои и сообщила тревожную весть.

А к тому времени бабушка, не ожидавшая столь стремительного и мрачного развертывания событий, не выдержала и призналась, что баронесса фон Шеллинг - ее родная племянница.

Двор был в шоке, дамы, беспечно развлекавшиеся на счет моей матушки, сразу прикусили язычки и теперь дежурили у дверей, дабы при первой возможности принести извинения. Придворные офицеры, до того весело смеявшиеся над "очередной проделкою" Бенкендорфа, осознали всю низость своего поведения и теперь в один голос резко осуждали сам образ жизни и привычки полковника.

Тем временем Государыня изволила лично прибыть в комнату к больной девушке, та не отозвалась на всю ласку Ее Величества и, по словам очевидцев, они впервые увидали Екатерину Великую в определенном смущении и растерянности. Наконец, бабушка оставила бессмысленные уговоры несчастной и вместо того стала разбирать и рассматривать ее вещи. Книги - в особенности.

Бабушка была немало удивлена тем, что из всех художественных произведений, кроме Канта, химических руководств и таблиц, матушка читала одну только книжку - "Сказки матери Гусыни" Шарля Перро. А изо всех детских сказок книжка, когда Государыня взяла ее в руки, сама собой открылась на "Золушке" - на ней она была сильнее всего замята.

Сперва бабушка не знала, что думать, а потом вдруг заплакала и вышла из комнаты. Когда ее осмелились спросить об этих слезах, Государыня отвечала:

- "Господи, грех-то какой... Да как я могла забыть, - она ж потеряла мать свою пяти лет от роду!" - и показала при этом первую страницу, на которой было написано: "Милой доченьке в день ее Рождения от Мамы". Подпись моей бабушки - урожденной Эйлер и дата - декабрь 1763 года. Бабушку замучили в прусских застенках под Рождество - через неделю после дня Рождения моей матушки. Та родилась пятнадцатого, а бабушки не стало на двадцать второе...

А ближе к утру в печальной комнате появились лакеи, ловко повернувшие кровать с больной так, что та теперь могла видеть дверь комнаты. Раздалась прекрасная музыка, вспыхнули сотни свечей, и в комнату вошла Прекрасная Фея, спросившая:

- "Почему плачет крестница? Маленьким девочкам не надо так плакать..." - но не успела она досказать, как произошло что-то ужасное. Будто какая-то сила подняла из кровати несчастную сироту и бросила ее на пол. А там молодая девушка на карачках, потому что мешали бинты на руках и ногах, подбежала к доброй волшебнице и нечленораздельно, почти как дикий звереныш, - заскулила и прижалась к ноге. Государыня в первый миг оторопела, а потом зарыдала сама, сорвала с себя напудренный парик с мишурой и швырнула его в своих фрейлин с криком:

- "Вон отсюда! Пошли все вон - мать вашу так!"