Когда кончишь всех, Университет надо закрыть. Вход только по пропускам. Сторожа только из латышей, особо обозленных на русских. Если кого поймают -называть русским шпионом и вешать на месте. Моих там не будет, а наши кузены никогда не признают, что шпионили за тобой. К тому же... Больше повесишь, мне - меньше мороки.
Поверишь ли, - поймаю подонка почти что с поличным, так крику сразу на всю Россию -- "Немка вешает русского патриота!" А если ты сделаешь -отбрешусь, что не могу начать войны с Ригой.
Если вешать по-настоящему, да кишки выпускать на всю Европу, бритоны с тевтонами сами повезут тебе станки, да паровые машины. Лишь бы ты быстрей Восстала против России".
Матушка внимательно слушает старческий шепот, нос ее заостряется, а глаза странно суживаются. Тетка с племянницей вдруг становятся очень похожи и в их облике вдруг проступают черты Рейнике Лиса -- предка фон Шеллингов.
Маленькая бледная лисанька еще больше приласкивается к седой, мудрой лисе и тихонько воркует:
- "Но, Ваше Величество... Я не могу родить от мужа -- от Бенкендорфа. Вы же сами сказали, что верность Бельгийского дома равна их родству с домом Франции. Пока у меня нету первенца, все это -- умозрительные прожекты".
Старая лиса разве что не облизывает худенькую племяшку и басит тихонько в ответ:
- "Я надеялась. Я очень надеялась, что в нашем роду не все девочки носят "проклятие". Увы, я ошиблась. Ура, ибо "проклятые" в нашем роду рожают более умных детей, нежели мы -- идиотки. Я родила Павлушу без осложнений и вырос он -- дурак-дураком..."
Государыня долго молчит, потом отворачивается, смотрясь в зеркало и кусает полные губы. Видно, что ей неприятен сей разговор, но она продолжает:
- "Мы не можем нарушить лифляндских традиций, а по ним пост бургомистра передается меж Бенкендорфами. К счастию, у Карла Бенкендорфа было много женщин и сыновей. Боюсь ошибиться и обнадежить тебя, но...
Один из сих сыновей - просто латыш. Я сейчас позову его. Ты слышала мнение юного Боткина об этом... Как его... "Гене кавказцев"? Когда войдет этот парень, - смотри ему прямо в глаза. Глаза в мужике самое главное. А потом приглядись к носу и чертам лица... Не хочу тебя обнадеживать. Ну так что, - звать?"
В первый миг матушка вскакивает, молча раскрывает и закрывает рот, силясь что-либо вымолвить, а багровые пятна ярости затопляют ее лицо. Затем багрово-синюшный цвет постепенно спадает, кулаки разжимаются, и урожденная баронесса фон Шеллинг начинает беспокойно ходить взад и вперед, то и дело бросая полные злости и ненависти взгляды на Государыню. Потихоньку походка ее успокаивается. Ей приходится проходить мимо большого зеркала рядом с креслом Ее Величества, и взгляд молодой женщины все чаще задерживается на ее собственном отражении.
Наконец, она останавливается, поправляет кружевные воротничок и манишку ее мундира и быстро взбивает разлохматившиеся от ходьбы и переживаний коротко стриженые волосы. Племянница протягивает руку к пудренице Ее Величества, вопросительно смотрит на Императрицу, та благосклонно кивает, и матушка чуточку пудрит нос и щеки.
Не переставая вертеться перед зеркалом, она вежливо интересуется:
- "Но как Вы это себе представляете? Я не смогу отдаться рабу! Пожалейте меня. Да я и в глаза не видела этого мужика! Может он какой кривой, или - горбатый? Как я могу..."
На это тетка смеется, обнимая племянницу, подводит к окну и, приподнимая тяжелую занавесь, говорит:
- "Так и думала, что тебе захочется поглядеть на юного деверя. Так я приказала супружнику твоему отправиться на юг - в Крым, на переговоры с турками, да татарами. Пусть поносит бумажки, да перья поточит. А в Ригу тебя повезет вон тот молодой человек. Его зовут Карл Уллманис, и он необычайно похож на твоего мужа. Разве что - помоложе, покрасивее, да - поумнее, хоть и - просто мужик. Поверишь ли, - когда увидала, у самой сердечко екнуло, но остерегла себя, - "Нельзя. Это -- Дочкино". Когда войдет, смотри на самое главное - на глаза. Глаза в мужике - самое важное".
Матушка рассказывала, что смотрела и не могла оторвать взгляда от гиганта в простом партикулярном платье, который сидел на порожке матушкиной кареты и о чем-то смеялся с латышскими кучерами. Карлис был чуть пониже Кристофера, но шире в плечах, коренастее и по-мужицки - плотней генерала. Так что чуть меньший рост даже придавал всему его телу большую мощь.
Но когда юноша вбежал в комнату, матушка ахнула. Там, где она ждала видеть лицо обычного деревенского увальня, она увидала необычайно тонкие черты лица, будто влажные -- на восточный манер миндалевидные глаза и по-орлиному острый нос. Впрочем, все это не слишком-то замечалось на веснушчатом светлом лице. А волосы цвета соломы и голубовато-серый цвет глаз совсем сбивал с толку. Если б не теткин намек, матушке и на ум не пришло б смотреть на сей нос, да глаза.