Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4) (СИ)

В конце моего общения с любезными нижегородцами я основал там контору нашей семьи.

Приказчиком туда был назначен Ефрем. Он плохо втягивался в армейскую жизнь, зато дела Нижнего затянули его целиком и я не пошел против природного естества. Евреи должны торговать, русские ж с немцами - воевать. Не нами это придумано, не нам это менять. На том мы и расстались с Ефремом. Я думал уже - навсегда...

Кстати, судьба нового московского генерал-губернатора была зело грустна. Он пытался ввести новые пошлины против Ливонии, но Москве это было невыгодно и она стала противиться им "всеми фибрами своей торговой души". Уклонение от налогов стало любимой забавою москвичей и Наследник быстро охладел к управительству.

Дурные наклонности побудили его занять свободное время содомскими мерзостями и подобными развлечениями. В свите его состояли одни лишь мужчины, если их можно было так называть, московские ж барышни сторонились сего, как черт - ладана. (Приохотившись к неестественным радостям, они требовали и от женщин "греческих способов".) А нормальные бабы такого не терпят.

Но были бабы и - ненормальные. Одна из них - купчиха Араужо была красоты - необычайной и умела обратить свои достоинства в золото. Согласно данным из уголовного дела, до Наследника дошел слух, что госпожа Араужо "дозволяет греческую любовь" избранникам во избежанье беременности. И воображенье Наследника - воспалилось.

(Что характерно, - потом никто не смог объяснить - откуда пришел такой слух и не нашлось ни одного доказательства, - опускалась ли наша купчиха до такой степени!)

Наследник стал приставать к купчихе с недвусмысленными предложениями, типа: "Давайте любить друг друга втроем - меня Бурн, а я - вас, - причем греческим образом!"

Я не выдумываю и не усугубляю - именно так говорила несчастная своей близкой подруге и плакалась, что от генерал-губернатора нету спасения! И не захочешь, а приволокут и заставят...

Сама она наотрез отказалась от таких радостей и жила с надеждой на лучшее.

Увы, запретный плод сладок и как-то Наследник, обкурившись до чертиков, приказал... Лишь обморок несчастной, принятый насильниками за смерть, перепугал преступников (они ведь были уже осуждены якобинцами за подобные вещи в Италии!) и принудил вывезти тело на окраину Москвы и бросить его в какой-то канаве.

Там Араужо пришла в себя и нашла в себе силы доползти до ближайшего дома и... умереть на руках обывателей.

Реакция москвичей была неописуемой. Они штурмом взяли павильон, принадлежавший Наследнику и обнаружили там всюду следы крови и семени, а также все причиндалы, используемые этими шутниками при "греческих случках". Служители сего ужасного места под пыткой признались в содеянном и были просто разорваны беснующейся толпой.

Наследник же, переодевшийся в женское платье - ночью ускользнул из вверенного ему города и только этим спасся от неминуемой лютой смерти. Государь ограничился домашним арестом младшего братца - он был даже рад таким оборотом дел, - теперь-то уж Константин не смел оспорить короны! (За такого Царя никто не хотел идти на мятеж и на каторгу...)

Москвичи же были обижены столь легким наказанием мерзкого негодяя и еще долгие годы требовали выдачи московскому суду Наследника - на суд и расправу. По мнению москвичей, это стало причиной столь легкой сдачи Москвы в 1812 году...

(А теперь вспомните, сколь важную роль в жизни Москвы играли поляки. Те самые, что всегда связывали именно с Константином свои надежды на лучшее. До чего ж нужно было довести город, чтоб возбудить в нем столь лютую ненависть?! И вот такого вот... недоделка прочили на Престол бунтовщики в декабре 1825-го...

Победи якобинцы тем декабрьским днем, в Империи вспыхнула бы гражданская - Москва, а с ней - Волга готовы были на кого угодно на Царстве, - только не Константина! Константина же прочили на Престол "кияне", и все - днепровские...)

Из Нижнего мы выехали, а верней - выплыли в первой декаде мая, - после установления судоходства на Волге. Сказать по совести, я никогда не думал, что может быть река более могучая и более широкая, чем моя Даугава и свидание с проснувшейся Волгой оставило самые неизгладимые впечатления. Иной раз я даже не знал, - идем мы по реке, или уже - вышли в море!

Плыли мы на трех огромных баржах и путешествие наше было самым восхитительным. Я никогда не имел столь удачной и продолжительной рыбалки, да прямо - с борта судна за время всей моей жизни. А прибавьте к этому весьма легкое и светлое пиво, которое обыкновенно варится в этих краях! Мы даже купили специальные бродильные чаны в Нижнем, установили их на наших баржах и пока добрались до Астрахани - пиво успело созреть целых три раза!

Нет, наша поездка на Кавказ определенно имела свои любезные стороны! Люди мои весьма приободрились и только и делали, что сушили, да вялили рыбу и закатывали бочки пива. Латыш не может прожить без своего любимого хмельного напитка. Вернее, может, но - очень скучает.