Призвание – писатель. Том 1

Впрочем, в студенческие годы (кажется, на третьем курсе) случилась с Григорием весьма любопытная история. Зашёл он как-то с друзьями в храм. Минут десять парни слонялись под гулкими сводами, затем один за другим потянулись на улицу. У кого-то разболелась от духоты голова, кто-то просто заскучал, глядя на церковное однообразие. И только с Григорием произошло нечто неизъяснимое. Он вдруг почувствовал, что каждая икона в храме глядит на него и шепчет: «Подойди, Гриша, постой со мной. Дай, дружок, полюбоваться на тебя!» Объятый сладостным волнением, молодой человек обошёл все святые образы, и перед каждым его охватывало незнакомое прежде ощущение гулкого космического покоя. Он знал, как ликует влюблённое сердце, как блаженствует восторженный ум над решением абстрактной проблемы. Но перед иконами Гриша впервые испытывал совсем иное ликование. Светлое искрящееся ликование о неземном и вечном!

«Как странно, – думал он, вглядываясь в очередной образ, – через месяц мне стукнет двадцать четыре года, но только сегодня я совершенно случайно обнаружил огромное “несуществующее” прежде пространство! И в этом пространстве есть центр, ядро. Я чувствую его сверхплотное образование!» Церковное окружение – подсвечники, фрески на стенах, иконы в громоздких деревянных киотах, резной иконостас – представилось ему как совокупность притягательных сил этого ядра, его проросшая в мир паутина.

С некоторой долей растерянности Гриша подумал, что сейчас он выйдет на улицу и вновь окажется в привычной среде, наполненной кичливыми звуками и путаницей мобильных позывных, где нет ничего, что свидетельствовало бы о существовании этого молчаливого тайного мира. «Два непересекающихся пространства… – размышлял он. – Вода и масло. Какова их общая граница, ведь они – две части целого? Лужа с масляными разводами имеет пределы – это я понимаю. А здесь как?..»

Ребята курили за церковной оградой, ожидая товарища, а Гриша всё переходил от иконы к иконе, проверяя реальность нахлынувшего на него чувства. Наконец вышел и он.

– Ну, Григ! Мы уж думали, ты там с ангелами медовуху распиваешь!

Все рассмеялись. Гриша улыбнулся, хотел что-то ответить, но промолчал. Как пересказать друзьям то, что он сам едва расслышал?

С того дня Григорий всё реже бродяжничал в компании товарищей и по вечерам дегустировал пиво в городских пивнушках. На его рабочем столе появились новые, непонятные книги. Например, книга «Лествица» монаха Иоанна Лествичника. Мать диву давалась, заглядывая сыну через плечо: «Что он нашёл в этой странной литературе?»

Однако сын думал по-другому. Строфы текста шаг за шагом уводили его ум от житейского миропорядка в странное, непостижимое безмолвие. Объяснить словами эту чудесную метаморфозу Гриша не мог. Даже в мирских ситуациях ему не всегда хватало слов выразить свои чувства.

Но вернёмся к биографии. Учился Гриша в Суриковке, на факультете монументальной живописи. По окончании третьего курса студентам были предложены летние практики. Одна из них – заманчивая крымская одиссея – звучала так: Крым, Коктебель, курс акварели «Тропой Волошина». Ещё набирали группу в Волгоградскую область по теме «Волга, купеческий Камышин, экстерьер посадского дома XIX века». Гриша колебался, не зная, какому «южанину» отдать предпочтение. Неожиданно возникло третье направление, северное, получившее в народе кличку «комариный пленэр» – Вологодская область, город Кириллов, село Ферапонтове, русская икона, фрески. Что ж тут думать, именно в «комарово» и записался наш герой. Более того, за неделю до отъезда он с головой погрузился в историю и иконографию этих земель. В разгар поисков ему встретилось выражение «северная Фиваида». Фиваида? Гришино любопытство поползло вниз по карте, в славные египетские земли, в пустыни Фиванскую и Нитрийскую, места поселения первых христианских подвижников, но…

Как быстро летит время! Едва Григорий сделал шажок вслед древнему монашеству, едва обнаружил, что всюду в местах своего возникновения иноческая жизнь оставляла невероятные по художественному откровению иконографические следы, – наступило время отъезда.

Покидав в рюкзак кисти, краски, томик «Лествицы», бельё на смену, Гриша простился с матерью и, гонимый жаждой увидеть своими глазами знаменитые фрески Дионисия, отправился в путь.

* * *