Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Я поднимался наверх, а он стоял и смотрел на меня, как наверно Дон Гуан смотрел на подходящего Командора. И я впервые подумал, — "Боже, как он состарился!" И поймал вдруг себя на мысли, что думаю о человеке, пытавшемся убить меня — без злобы и ненависти. Но — как о старшем, больном и усталом брате, Любившем меня. Пусть с досадой и завистью, но все-таки — Любящем…

Когда мы поравнялись, кузен, уставившись взглядом в точку у подножия длинной лестницы, вдруг произнес:

— Ты не хочешь убить меня? Почему? Сделай Милость…

Я удивился такому началу. Я думал, что он станет все отрицать, иль наоборот — бросится мне на грудь, признавая свою ошибку. Но он был сух и спокоен. И в то же время — будто бы неживой. Я не знал, что ответить и тут… Будто какое-то просветление! Будто кто-то мне нашептал — что случилось. За что он пытался убить меня и почему с ним творится этакое…

И еще я вдруг понял, что мне должно делать. Я обнял брата моего и тихо сказал:

— Пойдем, нам нужно поговорить. По семейному делу. Как брат с братом. Без лишних ушей.

Государь вяло кивнул и я вывез его в Петергоф. Мы ехали в царской карете, а Петер с Андрисом ускакали вперед, чтоб все приготовить к приезду.

Царь за дорогу ни разу не посмотрел на меня и казалось, что все ему все равно. Если б я решился убить его в тот момент, он с радостью принял бы Смерть, как спасенье от всей его жуткой жизни.

Я вывел его прямо к фонтанам, которые включились ради него, и там, меж веселых, журчащих струй, где никто не мог нас услыхать, сказал ему так:

— Я знаю, почему ты хотел моей Смерти. Кочубей нашептал, что я стал опасен для тебя и твоей дочери. Он сказал тебе, что если ты сделаешь его фаворитом, он изменит имперский Закон и ты передашь трон юной Нарышкиной. Так?!

Кузен вздрогнул всем телом и будто опомнился. Взгляд его вновь стал острым и цепким, пусть и тяжелым — романовским. Он не ответил, но я увидал, что ему не все равно, что я сейчас предложу.

— Ты не хочешь, чтоб я стал царем. Потому, что мы — не кровные родственники. Ты не хочешь царем Nicola, потому что он — туп, а его отец того хлеще.

Хорошо. Давай женим Nicola на прусской Шарлотте. Тогда в ее первенце соединятся две Крови. Кровь дома твоего отца и дома твоей матери. А еще дома моего отца и дома моей матери.

У тебя нет жизнеспособных детей, у меня — сыновей. Раз ни у тебя, ни меня не будет Наследников, давай так, чтоб хоть наши дома нашли продолжение!

Государь вздрогнул всем телом, он провел рукой по лицу, будто отмахиваясь, а потом будто во сне прошептал:

— Кровь моего Отца и моей Матушки… Господи, да неужто это возможно?! И твоего Отца и твоей Матушки…

Но объясни… Почему? Почему ты сам не взял в жены Шарлотту? Я вынужден был бы напасть на тебя, но у тебя столько денег…

— Она — Наследница Пруссии. А я — еврей. Мы будем жить долго и счастливо, но когда-нибудь в дурной миг она назовет меня — "жид"! Это в крови у пруссаков. А я не прощу ее. Ни за что…

Поэтому я и сыскал милую женушку. Тихую, мягкую, не ревнивую, чтоб я хоть дома мог отдохнуть от всех наших мерзостей… Ты меня понимаешь?

Государь судорожно закивал головой и во взгляде его впервые затеплилось что-то доброе. Человеческое. Он с сочувствием прошептал:

— Ты тоже не мог жениться на той, на ком хочешь?

Я рассмеялся:

— Нету такой страны, где б дозволили брак меж родными сестрой с братом! А раз я не могу выбрать той, без кого мне Жизнь не мила, какова разница?!

Кузен жадно смотрел на меня, а пальцы его сжались так, будто цеплялся он за соломинку. Ту соломинку — меж Жизнью и Вечностью.

Он покачал головой и с мольбой в голосе, будто хотел, чтоб я его разуверил, пробормотал:

— Грех… Как вы могли… Сестра с братом — какой Грех… Почему у вас здоровая дочь?! Ведь такой Грех…

Я покачал головой и строго сказал:

— Мы поклялись перед Господом, что у нас — разные батюшки. Это уже не столь сильный грех. И потом — мы Любим друг друга. И не скрываем сего от Бога и Мира. А Бог не может карать за Любовь. Кара — за Грех, да за Ложь пред собою и прочими…

Царя отшатнуло. Руки его безвольно упали и он прошептал:

— Грех… Слабость… Каков Поступок — такова и Привычка. Какая Привычка — такой и Характер. Какой Характер — такая Судьба. Судьба… Ты — Сильный. Вы оба — сильные. Вот Господь и дал вам сильную, умную девочку.

А я — слаб. Всю жизнь мечтал о Нарышкиной, а женили меня… Потом я с нею встречался. Тайно. Чтоб жена не пронюхала… Встречался и думал, что это — Грех! И у нас была девочка. И мы ее прятали от всего света, ибо боялись огласки!! А когда она жаловалась на боли в головке, мы говорили ей — это пустяк, это — пройдет… А оно не прошло!!!

Скажи, если Эрике плохо, ты часто зовешь к ней врача?!

— Немедля. Лучшего. Моего личного. Ее дядю — Боткина.

Государь сокрушенно махнул:

— А я боялся… Огласки. Скандала. Они говорят, что водянка мозга неизлечима и с ними согласна Нарышкина. А я киваю и думаю, — если б я хоть раз… Хоть когда-нибудь вызвал к малышке врача! Моего личного врача… Ну что они знают — обычные костоправы! А тут — Империя! Моя Империя…