Призванная быть любимой

Женщины надели избранникам подвески, я тоже подошла к Ададжи, но из-за разницы в росте пришлось немного наклонить мужчину, притянув за волосы. Он улыбался. Потом женщины по старшинству становились на белый круглый пьедестал и пели песни о любви. Пели здорово. Ну что же моя очередь. Я зашла на пьедестал и запела. То ли это был сюрприз от Лирры, то ли просто моя особенность после переноса, но слова песни были переведены на местный язык и идеально, совпадая по смыслу, построены в рифму, а я в первые за все время не только поняла смысл красивой песни, но и спела ее лучше Фабиан. Мой голос лился из самой души, мне казалось, что вокруг играет оркестр, а каждое слово о любви к мужчине еще не известному, но горячо любимому вырезаны прямо на сердце.

А потом я почувствовала новую брачную связь?!

Если быть до конца честной с собой, что-то похожее я сегодня подозревала и сейчас была даже рада. Теперь ОН МОЙ! Вместе с остальными женщинами я подошла к избраннику и сняла с его глаз повязку. В глазах Ададжи был вопрос, он знает, что я не могла не почувствовать. С отчаянием мужчина искал в моих глазах что?

Я не злилась, не сомневалась в любви к моему белому вихрю, ни в тот момент и никогда позже.

Потом был праздник.

Главная площадь деревни, украшенная лентами и цветными перьями. Тускло мерцающие цветные фонарики, накрытые столы, счастливое лицо Деланы, смех, песни и танцы. Но все мои ощущения сконцентрировались на любимых руках, обнимающих за талию.

Наконец то мы одни! Зарываюсь руками в его волосы, буквально сминаю сладкие, податливые губы, сама толкаю его на кровать

- Моя госпожа, Вы прекрасны - Боги как он узнал?! Неужели он чувствует мои желания или сам хочет поиграть?

- Ты много говоришь- я оседлала мужа, достала шарф которым были завязаны глаза ирлинга под аркой , и привязала его руки к изголовью.

- Теперь ты от меня не сбежишь, пошептала я ему на ухо, прикусывая мочку и опускаясь ниже.

От моих грубых поцелуев губы Ададжи припухли, а я решила поменять тактику: теперь мои касания были легкими и едва уловимыми. Муж ерзал и стонал от нетерпения, а поцелуи опускались все ниже: кадык, пульсирующая жилка на шее, соски, каждый кубик пресса – то легким касанием, то грубым кусающим - выступающие косточки таза. Муж изгибается и стонет, а я уже облизываю, сосу темно-розовую головку его длинного, ровного члена. Муж извивается и хрипит, поднимаю глаза и вижу, любимые голубые озера, полные страсти и нежности. Нет. Не так. Распускаю путы. Ададжи удивленно смотрит в глаза.

- Когда-нибудь позже я тебя свяжу и оседлаю мой вихрь, а сейчас хочу быть с тобой равной.- Ирлинг срывается, целует, мнет и наконец входит в меня медленно и осторожно, буквально вдавливаясь, но я давно перешла границу нежности, сама насаживаюсь на него выгибаюсь, несколько рваных резких толчков и мир рассыпается мириадами искр.

Этой ночью мы не спали. Боги этого мира и нашего, как же мне было с ним хорошо. Дело даже не в удовольствии, которое накрывало нас с головой несчитанное количество раз, просто душа моя с ним грелась. И этого мужчину я считала грубым?! Голубые озера его глаз ловили малейший оттенок моих желаний, он брал меня и отдавал себя целиком, как никто и никогда, и теперь мне уже было с чем сравнивать. Он весь МОЙ.

Мое безоблачное счастье длилось еще семь дней и я уже почти поверила, что могу быть просто любимой женщиной здесь и сейчас, с ним. А потом пришла она – БОЛЬ.

Болело все мое существо, а тоска по мужьям лишала воли к жизни. Перед глазами вставали плачущие глаза Алексета, мои любимые наги – такие разные и такие единые Шайш, Соаш, Дейшир, нежный, но надежный и сильный Рей, серые умные глаза Ворса и только всепоглощающая любовь, исходящая от Ададжи спасала меня от того, чтобы перейти грань и прервать свои мучения. Последнее что я помню, белые крылья и сильные руки Ададжи, а потом спасительная темнота.

Ададжи белый вихрь.