Я высвободилась из-под его руки, чтобы повернуться и посмотреть ему в лицо; Сэмюэль при этом оставался за мной.
— У нас нет на это времени. — Обычно жизнерадостное выражение исчезло с лица Стефана.
— Я должна знать, насколько мы можем тебе верить. Он изобразил один из сценических жестов фокусника — широко развел руки и вздернул голову, — и я почувствовала, как нас окружает тонкий покров настоящего волшебства. Как и от Зи, пахло землей, но в заклятии Стефана таились гораздо более темные силы, чем у гремлина.
— Отлично, — сказал он. — Но не браните меня, если госпожа будет в дурном настроении из-за того, что мы заставили ее ждать. Ты сегодня вечером позвонила мне и задала вопрос.
— Что ты только что сделал? — негромко спросил Сэмюэль.
Стефан раздраженно вздохнул.
— Я сделал так, чтобы в разговоре участвовали только мы трое, потому что по ночам здесь поблизости бывают и другие существа.
Он снова устремил на меня свое внимание.
— Когда я связался с нашим бухгалтером, она сразу переадресовала меня к госпоже — что является не совсем обычной процедурой. Совершенно очевидно, наша госпожа гораздо больше заинтересовалась вами, доктор Корник, чем вашим вопросом. Она пришла ко мне и приказала позвонить вам — она не собиралась посылать меня за вами. Не хотела, чтобы у вас была даже такая защита, но когда я предложил свои услуги, она не стала возражать. Я здесь, Мерси, потому что хочу понять, что происходит, что вырвало госпожу из состояния летаргии, в котором она находилась со времени своего изгнания. Я должен знать, хорошо ли это или очень плохо для меня и моих сородичей.
Я кивнула.
— Хорошо.
— Но я сделал бы это и ради дружбы, — добавил он. Неожиданно Сэмюэль немного горько рассмеялся.
— Конечно. Мы все многое делаем ради дружбы с Мерси.
Стефан не повел нас через главные ворота, которые были так широки, что могли пропустить прицеп. Он направил нас к небольшой открытой боковой двери в стене.
В отличие от скрэба снаружи, земля внутри была тщательно обработана. Даже в ноябре трава в свете убывающей луны казалась темной и роскошной. У дома росли розовые кусты, виднелось даже несколько хризантем. Это был сад в строго французском стиле, с хорошо возделанными клумбами и тщательно подстриженными растениями. Будь дом в викторианском или тюдорианском стиле, сад выглядел бы он прекрасно. Но рядом с испанской гасиендой он казался странно неуместным.
Стены заросли виноградными лозами, лишившимися в это время года листвы. В лунном свете они выглядели рядами мертвецов, распятых на рамах и свесивших руки. Я вздрогнула и приблизилась к Сэмюэлю. Он странно взглянул на меня, несомненно, учуяв мою тревогу, положил руку мне на плечо и привлек к себе.
Мы по мощеной дорожке миновали плавательный бассейн, прикрытый на зиму, и по широкой лужайке обогнули гасиенду. За лужайкой стоял гостевой двухэтажный дом размером в треть главного. Именно к этому зданию нас вел Стефан.
Он дважды стукнул в дверь, затем открыл ее и впустил нас в прихожую, обставленную и расписанную агрессивными цветами американского Юго-Запада, вплоть до присутствия глиняных горшков и кукол качина.[21]
Но пахло здесь незнакомыми травами, а не пустотой.Я чихнула, а Сэмюэль наморщил нос. Возможно, эта смесь была создана специально, чтобы смутить наше обоняние, однако ароматы были сильными, но не едкими. Они мне не нравились, но не помешали ощутить иные запахи: старой кожи и гнилых тканей. Я быстро и незаметно огляделась, но не увидела ничего, что объясняло бы запах гнили: все выглядело новым.
— Подождем ее в гостиной, — сказал Стефан, проведя нас через просторный зал и коридор.
Комната, в которую мы попали, была вдвое меньше самого просторного помещения моего трейлера. Но по сравнению с тем, что я видела раньше, она казалась уютной. Мы почти оставили позади темы Юго-Запада, хотя цвета были по-прежнему теплых земных тонов.
Сиденья удобные, если вам нравится плюшевая мебель. Стефан с видом глубокого удовлетворения опустился в кресло. Я отодвинулась на самый край козетки: здесь сиденье было немного тверже, но подушки все равно обволакивали.
Сэмюэль сел в такое же кресло, как Стефан, но тут же вскочил, как только начал погружаться. Он встал у меня за спиной и стал смотреть в большое окно, доминировавшее в комнате. Первое окно, которое я встретила в этом доме.
Сквозь него струился лунный свет, падал на лицо Сэмюэля. Тот закрыл глаза и купался в нем, и я видела, что луна призывает его, хотя сейчас и не полнолуние. Со мной луна не общается, но Сэмюэль однажды поэтически пересказал мне ее песню. Выражение блаженства на лице, с каким он ее слушал, делало его прекрасным.
Не я одна это заметила.
— Как ты красив, — послышался голос; низкий чуть хриплый европейский голос. Говорила женщина в шелковом платье с глубоким вырезом, которое казалось странным в соединении с кроссовками для бега и спортивными гольфами.