Призыв

Дверь была заперта, и мэр отчаянно пытался повернуть ключ и отпереть замок, но его вспотевшие пальцы соскальзывали.

А потом огромная холодная рука схватила его сверху за голову, обхватив ее, как баскетбольный мяч, и повернула к себе. Он глядел в самые древние и самые злобные глаза, которые когда-либо видел, а потом его голову наклонили и оголили шею…

Тиллис чувствовал, как умирает, и это было совсем не так, как он это себе представлял. Не было никакой умиротворенности или погружения в приятный сон. Была острая боль, когда вампир прокусил плоть и полилась кровь; потом вампир укусил его еще сильнее и глубже, пронзил вену и впился в мышцы. Началась агония, все тело извивалось и горело, будто его внутренности выжигали кислотой. Мучительные болевые спазмы возникли в разных частях тела, даже в тех, которые мэр раньше никогда не чувствовал: в селезенке, в аппендиксе, в печени. Он бы скорчился от такой боли, но рука вампира все еще тянула его вверх. Он почувствовал, как раскрылись его мочевой пузырь и прямая кишка, но ничего не изверглось из тела мэра: он понял, что все его жизненные соки будут высосаны через отверстие на шее.

Его последняя мысль была на удивление неэгоистичной. Я надеюсь, они кремируют мое тело; я надеюсь, они не дадут мне вернуться.

Было не просто прохладно, а по-настоящему холодно, и Джанин пожалела, что не взяла куртку. Ее дыхание исходило паром. Она спрятала ладони под мышки, чтобы хоть как-то согреть их, пока быстро шла по открытому пространству между зданиями. Сегодня было тихо: ни кошачьих драк, ни воя собак, ни пения птиц; не слышно было даже шорохов ночных насекомых и ящериц. Не было вообще никаких звуков природы – только приглушенный ритмичный рокот посудомоечных машин в кухнях и бульканье бойлеров на крышах, да из комнат иногда доносились людские голоса и неестественные, бесцветные звуки телевизоров.

Джанин не нравилось ходить одной по ранчо с тех пор, как убили Терри Клиффорда, но начиналось межсезонье, она работала по две смены и знала, что если станет отказываться или жаловаться, то ей урежут рабочие часы. Или хуже того. Холлис, похоже, сбрендил и теперь наказывал всех, кто, как ему казалось, верил в существование вампиров.

Вампиры.

Она посмотрела на прямоугольное строение в северном конце ранчо, это была конюшня. Джанин пошла быстрее.

И тут погас свет.

Сначала у главного здания, потом у бассейна, потом в гостевых домиках. Редкие лампы вдоль дорожек тоже выключились. Теперь Джанин не видела буквально ничего и была вынуждена идти медленнее, выщупывая ногами бетонную дорожку. Ей хотелось бежать, но она боялась, что споткнется и упадет, а девушке этого совсем не хотелось.

Она с трудом сглотнула и заставила себя медленно, шаг за шагом, идти вперед, хотя уже начинала паниковать. Что-то не так. Почему-то не включились, как это должно было произойти, резервные генераторы. Лампы не зажглись.

Джанин на что-то наступила, что-то твердое и хрупкое, хрустнувшее под ее ногой, но это не был не камень и не ветка. Она остановилась, нагнулась и посмотрела.

Это был заяц.

Заяц, из которого высосали кровь.

О Господи. Она встала как вкопанная. Неожиданно ей сильно захотелось, чтобы кусок нефрита, данный ей Сью, был сейчас при ней. Зачем она постеснялась сказать подруге, что потеряла свой нефрит, и не попросила ее дать ей другой? Но время чего-то желать уже прошло. Вампир был здесь.

Джанин услышала донесшиеся откуда-то крики. Похоже, они слышались слева, из одного из домиков для гостей, но она не была уверена в этом.

Тьма как будто изменила акустику, и Джанин стало сложно определять направление. Она побежала, потеряв дорожку, направо по песку, направляясь к ближайшему зданию, полагаясь на инстинкт. Там была прачечная. Джанин предположила, что вампира там не было – а что ему делать в прачечной, если вокруг полно свежего мяса? Тогда она могла бы запереться там и дождаться утра. Стены и дверь прачечной были особенно толстыми, чтобы приглушить звук работающих стиральных машин, а окон не было совсем. Вероятно, самое безопасное место на всем ранчо.

Правая нога Джанин увязла в песке, она поскользнулась и чуть не вывихнула лодыжку, с трудом устояв на ногах. Ее сердце бешено билось, и она испугалась, что ее услышит вампир. Ей пришла в голову абсурдная мысль, что, возможно, звук бьющегося сердца для вампира то же, что сигнал на обед, будто у него в голове начинает стучать метроном.

Джанин побежала быстрее.

Наконец она достигла здания, распахнула дверь и вбежала внутрь.

В коридоре у двери сушильной комнаты лежали Рамон и Хосе.

Здесь было темно, но между трупами на полу лежал фонарик и, хотя стекло его треснуло, освещал часть руки Рамона и плечо Хосе.

Фонарик?

У Джанин пересохло во рту. Они, должно быть, включили фонарик после того, как отключился свет – три, в крайнем случае, четыре минуты назад.

Это означало, что вампир, вероятно, еще в здании.