Призыв Духа

Многие в моей стране приучены верить, что могут путем зла прийти к добру. Они не понимают, что пролитая кровь и тюрьмы, куда они запирают людей, пятнают их самих, лишают их разума и суждения. От дурных средств к благородной цели нет дороги. Политика — не то, к чему они хотят прийти завтра. Политика бывает только сегодня. Политика выражается в том, как они обходятся с другими: можно быть либо распинателем — а стало быть, проклятым, — либо распинаемым, то есть любящим и готовым восстать из мертвых.

Православная Церковь в плену у имперской мистики

Государство господствует в этом мире, оно склонно к тотальности, к поляризации сил, особенно если ему случается сочинить себе философию, прикинуться системой, будто бы несущей спасение. В таких случаях государство начинает высоко мнить о себе, оно пыжится, как отвратительный идол.

Однако тот, чей кругозор пошире, смотрит на государство как на нечто объемлемое, содержимое, а не объемлющее, содержащее. Тогда государство, в сени Божиих крыл, может стать служителем человеческого достоинства; оно может стать организмом, который на длительное время необходим, но сам подлежит суду Господню, суду Владыки неба и земли и всякой власти во вселенной.

Каковы отношения Православной Церкви с национальным государством, с исторической жизнью православных народов? В сущности, это не имеет такого уж решающего значения, тем более, что православная вера исключает в Церкви само понятие власти. Если латинская Церковь говорит о власти, так это потому, что она подменила собою римское общество и римскую имперскую власть. Вот почему с образованием Священной Римской империи германской нации и с появлением современного национализма наблюдается двусторонняя борьба за власть. Конечно, церковное общество на Востоке — из–за империи, которая просуществовала до XV века, а позднее — из–за того, что оно находилось внутри православных царств, — не имело нужды в самоопределении по отношению к обществу мирскому. Этим объясняется и то, почему иерархия Церкви оставалась уязвимой перед политической властью. Православным представлялось также, что интерес истории Церкви заключается не столько в изучении исторического континуума, сколько в освещении смысла догматов и в постоянных проявлениях святости.

Стало быть, верно, что люди в Церкви часто бывают объектами манипуляций, ибо церковный «истеблишмент» поврежден еще со времен Константина: все происходит так, словно он не может обойтись без имперской мистики. Для православного сознания византийская империя продолжается в государствах всех времен. Покров Богородицы заменен у нас покровительством правительств. Фактически не только никто не защищает «униженных и оскорбленных» от тирании или произвола государства, но именно церковный аппарат и употребляется для создания апологии того режима, при котором он существует. Историческое православие — жертва иллюзии, будто государство–нация — это непременное обрамление жизни Церкви. Однако всякое общество, и государство–нация в том числе, принадлежит миру насилия и соглашательства, а следовательно — оно чуждо понятию истины, оно не поверяет себя истиной.

Здесь речь идет не о теоретической и сентиментальной верности Православию, но о правых делах, которые суть порука нашей внутренней свободы. Именно исходя из этой свободы в Духе Святом, православный мир будет услышан, когда он обратится к миру со словом освобождения.

Между Богом и Кесарем

Привычно думать, что христианство не интересуется так называемой politeuma, политикой, — так, словно последняя отдана во власть сатане, названному в Писании «князем мира сего». Если так смотреть, гражданская власть представляла бы собой область совершенно вне Божественного ведения, область полностью обмирщенную и управляемую человеческим разумом. Такое воззрение явилось источником лаицизма в политике. Фактически, причиной такой об–мирщенности власти была Французская революция, вдохновленная желанием предоставить равенство верующим всех религий. Однако разделение исторической действительности на две области — религиозную и политическую–не имеет смысла, если оно означает, что политика не подчинена Слову Божию и требованиям этики. Кесарь поражает злых мечом, а Церковь действует снисхождением. Государство принуждает, Церковь же призывает и увещевает. Итак, для нас, христиан, государство оправдано лишь в той мере, в какой оно послушно Слову. Отсюда необходимость пророческого слова перед лицом власти.