Призыв Духа

Христианин, чье христианство подтверждается удостоверением личности, стоит в центре моей любви не более, чем всякое иное творение. Крещение дает силу, которая может претвориться в действие, а может и остаться мертвой буквой. Есть крещенные водой, а есть крещенные своими слезами. Вода ничего не значит, если ее не оживят слезы.

Евангельское послание о воплощении означает, что крест и позади, и впереди нас. Но как Христов кенозис привел Его к воскресению, так и мы проходим путь от нашего личного креста до нашего личного воскресения. Это относится также и к Церкви, которая, вследствие направленной на нее безумной любви, через смерть приходит к воскресению. Сколько людей принимает смерть, чтобы через нее достигнуть жизни, давая тем самым жизнь другим! Они с презрением отвергают неизбежные соблазны, чтобы обогатиться одной лишь славой Христовой. Вот оно — чудо чистоты, вот она — поэма, которая пишется кровью и терпением! Вот что такое преображение! Преображение не предмет, получение которого гарантируется, но безвозмездный дар Божий, возносящий нас к бесконечной надежде.

Стало быть, смерть и воскресение глубоко связаны между собой, и Пасха — история этой связи. Такое единство смерти и жизни подтверждается лишь одним событием, истинным только относительно Христа. Следуя за Ним, те, кого Он любит, прозревают это событие в глубине тайны и созерцания. Если мы остаемся в области зримого, то перед нами два последовательных, но независимых события. Однако они незримо связаны, и праздник Пасхи лучше всякого богословия возвещает это единство. Ибо само по себе страдание — бессмысленно, так же, впрочем, как и такое воскресение, которое не озаряет своим таинственным присутствием сам крест, а понимается как чистое изменение, независимое от того, что ему предшествует. И победа, и раны сопутствовали и всегда будут сопутствовать Воскресшему.

В христианстве нет богословия страдания, а есть лишь богословие воскресения. Страдание ненавистно, ибо связано с грехом. «Возмездие за грех — смерть» (Рим. 6, 23). Так же ненавистна и смерть, ибо она противостоит бытию. «Последний из врагов — смерть». Мы утверждаем в нашей вере, что «в начале» смерти не существовало, она водворилась хитростью, пришла как наказание. Поэтому трудно назвать христианство религией, проповедующей страдание, а христиан — людьми, наслаждающимися трагедией. Мы не кичимся горем и бедствиями, и скорбь для нас — не критерий святости. Напротив, мы потому за терпение, что оно приносит утешение.

Если рассуждать богословски, нам не позволительно ни сетовать в страданиях и скорбях, ни нарочно создавать их, думая таким образом соединиться с Христом на кресте. Это возвысило бы нечто такое, что лишь умаляет бытие. Немощь нашего тела и печаль души — это, увы, качества приобретенные. Они сопровождают нашу повседневную жизнь. И нам как христианам незачем к ним еще и стремиться; напротив, наша надежда именно в том, чтобы их превозмочь и исцелиться от них. Однако к более полному бытию мы приобщимся только через живущее в нас тление; именно став пленниками тления, начали мы шествие к смерти, но даже в этом шествии мы стремимся к жизни. Крест и воскресение–неразлучная чета.

Крест, пред которым повергаемся мы наземь, побуждает нас открыть глубины человека. Крест — носитель жизни. От него исходит свет. Он–то и ведет нас к воскресению. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8, 34). Чтобы следовать за Иисусом, напоминает нам Евангелие, нужно загубить свою жизнь и взять свой крест. Это призыв преодолеть замкнутое «я» и все, что мешает нашему движению к истине и любви. Далее следует новое слово Господне: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8,36). Этим Он говорит нам, что все, чем мы обладаем, — деньги или власть — может привести нас к погибели, если мы страстно к этому привяжемся. Когда у нас есть вера, мы всецело живем упованием, ибо тогда мы стремимся в повседневной нашей жизни лишь к одному — исполниться благодати, которая приходит к нам. Если мы хотим «в Бога богатеть», то непременно живем в бедности. Мы должны умереть сегодня, чтобы жить завтра.

Любя деньги и телесную силу, мы рискуем дать им поглотить нас и помешать нам положиться на Бога. Бог примет нас только тогда, когда мы совлечемся всех этих вещей, — так как деньги, сила, тело — все это действительно только «вещи», — и даже самих себя. Мы становимся вещью, когда воспринимаем себя, как свою собственность: мы погибаем, если дружим с тем, что обречено погибели. Князь Негое Бассараб, который правил в XVI веке Румынией, писал своему сыну: «Кто одарен просвещающим разумом, того не помрачит ни царство, ни господство, ни патриаршество, ни епископство, ни игуменство, ни все то временное, что занимает нас; одна у него забота — любить Господа Бога всем сердцем своим».