Однако, бросив взгляд на приближавшихся мертвецов, Арков невольно поежился. Они шли и шли. Мужчины и женщины в разодранных мундирах Конкорда, карку в рваных мехах. С почерневшими от обморожения лицами, отвисшими челюстями, зияющими гнойными ранами, отвратительными нарывами. Холод несколько притупил вонь, однако по мере их приближения отвратительный запах разложения становился все нестерпимее. Из клубящегося пара выступали качающиеся, полуразложившиеся тела, головы болтались на усохших шеях. Но не у всех — как мрачно отметил Арков, — были среди них и свежие трупы.
Генерал сглотнул ком, застрявший в пересохшем горле, и перехватил поудобнее гладиус и щит. Стоявшие рядом с ним карку растерянно озирались и переминались с ноги на ногу. Мертвые были от них уже в считанных ярдах.
— Стоять! — взревел Арков. — Бежать вам некуда!
Он поднял щит, сделал шаг вперед и ткнул им в лицо бывшего легионера Конкорда. Тот не защищался. Кожа на его лице лопнула от носа до лба, открыв бледную плоть. Края открывшейся раны окрасились кровью. Удар должен был лишить его сознания, но мертвец лишь качнулся назад, вернул себе равновесие и продолжил движение с занесенным для удара мечом.
Арков замешкался. Будь перед ним обычный противник, промедление могло бы оказаться фатальным, но здесь дело обстояло иначе. Мертвые были медлительны, но наступали неотвратимо, и при всей ограниченности их боевых качеств Аркова беспокоило, можно ли вообще их остановить.
Харбан издал крик, и вся первая шеренга карку, поддержав его дружным ревом, устремилась в бой следом за Арковом. Немногие вооруженные луками бойцы стреляли из задних рядов по тем, кто еще находился в воде.
Рядом с генералом воин карку погрузил клинок в грудь полуразложившегося ополченца со знаками различия Гестерна. Удар остановил его, но лишь временно. И пока карку отчаянно пытался вытащить клинок из ребер мертвеца, тот вонзил гладиус в его незащищенный живот.
— Боже Всеобъемлющий, — прошептал Арков.
Он снова нанес удар врагу — хотя ему трудно было видеть в этой жертве настоящего врага — и отбросил очередного мертвеца назад толчком щита, выигрывая время. Мертвые упорно и тупо лезли вперед, без страха и гнева, без какого-либо выражения на лицах, ничуть не заботясь о защите. Задние ряды напирали, буквально выпихивая передние под удары, которых те ничуть не опасались.
— Харбан, — окликнул Арков. — Скажи своим людям, чтоб не пытались никого убить — они все уже убиты. Пусть наносят удары так, чтобы искалечить, лишить возможности двигаться и сражаться. Это наш единственный шанс.
Голос Харбана вознесся над растущей тревогой, заставив нескольких карку, уже отступивших на шаг-другой, остановиться. Арков сделал глубокий вдох и выступил против бывшего легионера, гниющая плоть которого отставала от костей.
— Да простит меня Бог за то, что я должен сделать, — сказал он и, изменив угол атаки, нанес не колющий удар по корпусу, а рубящий по незащищенной ноге.
Клинок легко рассек плоть и ударился о кость, нога выгнулась, и Арков высоко поднял щит, отражая повалившееся прямо на него тело. Даже падая, гестернский мертвец пытался полоснуть противника клинком, но лишь громыхнул им по щиту.
— Подсекайте им ноги! — крикнул Арков. — Пусть они падают!
В прохладном тумане, порожденном делом Миррон и наползавшем с озера на остров, эсторийцы и карку вели сражение, которое трудно было назвать боем. Нечто, вызывающее лишь отвращение и суеверный страх. От молчания и безразличия мертвых всем становилось не по себе — Арков был бы рад разбудить в них хоть какие-то чувства, поскольку отсутствие таковых у противника странным образом обезоруживало. Защитники острова испытывали к этим неупокоенным душам не столько ненависть, сколько жалость.
Однако приходилось сражаться, и ключевую роль в битве играли эсторийцы. Щиты помогали отражать не слишком быстрые и меткие удары мертвецов, а вот привычный гладиус легионера, как обнаружил Арков, не слишком подходил для той задачи, что выпала на его долю. Короткий, предназначенный прежде всего для нанесения колющих ударов клинок оказался явно не лучшим оружием для того, чтобы отсекать руки и ноги. Но приходилось действовать тем, что имеешь. Генерал вломился в гущу мертвых, стараясь выкинуть все мысли из головы и думать только о том, что он расчищает путь.
— Гнилой сук, — говорил он себе, — ты отрубаешь гнилые сучья. Они не живые. Ты не убиваешь их, а возвращаешь Богу. В его объятия, к миру и покою.
Арков вонзил гладиус в бедро сочащегося гноем, вонючего карку. Он почувствовал, как треснула кость и мертвец отлетел в сторону, на одного из своих мерзких товарищей. Ни звука, только всплеск, когда он упал в воду прямо у берега. Сердце его, возможно, не билось, зато у Аркова колотилось бешено. Чувствовал он себя ужасно. Вонь в непосредственной близости от них была ужасающей: так могла бы смердеть дохлая лошадь, провалявшаяся пять дней на поле боя в разгар жаркого соластро.