Про академика Иоффе

Ю. А. ПРО АКАДЕМИКА ИОФФЕ Воспоминания с отступлениями

Про академика Иоффе я знаю с детства. Тогда это было со слов мамы. Пушкин всегда с нами — мы помним его стихи. Так и моя мама живет рядом со мной, хотя она ушла и никогда не вернется. Что она рассказывала, я помню.

Во время войны мы тихо жили в эвакуации в глуши Ярославской области. Мама любила рассказывать. Ну, может, и не очень любила, но мы очень любили слушать и упрашивали ее. Она говорила сказки, которые сочиняла тут же — литературный дар у нее был, или что-нибудь из своей жизни. Удивительно кажется сейчас, что для этого было время в той довольно трудной жизни. Чаще всего, помнится, она рассказывала о Кавказе. «Тебя тогда еще на свете не было». С туристской группой они ходили по Кавказским горам. Группа была составлена из научных работников. Папа работал тогда в Ленинградском физико-техническом институте. Это было, видимо, лето 1933 или 1932 года.

«Какие там были крупные звезды ночью! Здесь таких нет». Я понимаю, это было, наверно, ярчайшее время ее довольно скромной жизни. В ее рассказах более всего выделялись — помимо папы и ее самой — два персонажа: собака и академик Иоффе. Собака стоит здесь первой, потому что история о том, как огромный кавказский волкодав привязался к ним, когда они вдвоем, отдельно от группы, шли несколько дней, и шел с ними до самой Теберды, действительно производила необычайное впечатление на нас, мальчишек.

Академик Иоффе вместе с молодой женой тоже были участниками этой группы. «У него уже была взрослая дочь. Как-то вдруг все папины сослуживцы пошли в цирк. Оказывается, там выступала его дочь — как наездница. И вот все научные работники пошли, как дети, в цирк, чтобы посмотреть на дочь академика Иоффе. Он женился вторично на бывшей своей студентке Ечеистовой. Она была такая веселая, смешливая, всегда улыбалась». Много позднее, уже в Ленинграде мама показывала мне фотографию группы физиков: «Вот гляди, академик Иоффе, он в центре. А куда он смотрит — видишь?» Академик, слегка улыбаясь в усы, скосил глаза вправо, а справа крайняя в ряду стояла молоденькая, круглолицая сотрудница, смотрела вперед и тоже улыбалась. Мне кажется, это было еще до того, как она стала Анной Васильевной Иоффе.

Как говорила мама, они были очень внимательны и заботливы друг к другу. Он ее — Асенька, Асенька, а она его — Абрам Федорович. Бывало, он полезет куда-нибудь в горах, она: «Боже мой, куда он полез! Абрам Федрыч! Абра-ам Федрыч! У! Упрямый какой!» На полянках, в горах встречалось много земляники. Она была там такая крупная и сладкая! Вот он наберет ее прямо на стебельках и мне, как букетик, подносит. Анне Васильевне, кажется, это не очень нравилось. Очень внимательный и вежливый был всегда. Вот мы идем по улице в каком-нибудь селении, навстречу горские мальчишки, босоногие, грязные — академик шляпу снимает: «Здравствуйте, дети!» Они в ответ: «Драсьте, драсьте».

В Теберде на Базе ученых они снова были вместе, папа с мамой в одной комнате, а Абрам Федорович с Анной Васильевной — в соседней, через стенку. «Я там в садике как-то играла с собачкой. Маленькая собачка, не тот волкодав. Я за ней бегаю, она за мной. Я ее за лапы и кружила, как на карусели. Оглянулась — они в открытое окошко, облокотившись, смотрят и улыбаются. Я смутилась. А еще я любила залезть на дерево и наблюдать. Вот Абрам Федорович утром приходит умыться. Там такой простой умывальник, над тазиком. Умоется, тазик возьмет, в сторонку — и выльет. И ополоснет потом. Казалось бы, для этого уборщица есть, он-то — академик. Вот так, всегда чисто после себя оставит. А однажды нам очень захотелось меду — такой красивый, такой душистый. Там на Кавказе он особенный. И помидоры особенные. А денег нет. Так мы горные ботинки сапожнику продали, мы ведь уже возвращались. Видно, все эти разговоры о деньгах были слышны через стенку. Анна Васильевна и говорит мне: „Может, у вас деньги кончились, так вы не стесняйтесь, мы вам дадим“. — „Нет-нет, спасибо, не надо. Мы написали родителям, нам уже выслали“.

Вот так и подошло к концу наше путешествие, и мы в Ленинград вернулись. Да, какое замечательное время было!»

* * *

Эти рассказы происходили во время войны. Когда она кончилась, в августе 1945 года мы вернулись в Ленинград. Рядом было прошлое, незабытое. Казалось бы, руку протяни, и потрогаешь, но — по ту сторону пропасти, по ту сторону войны. Довоенный быт, люди, самый воздух помнились ясно, остро — и недосягаемо. Мальчишкам это было еще ничего, наши организмы жили здесь и сейчас. А взрослым, например маме, я понимаю, как было больно. Теперь понимаю.