Вечером к учителю приходило вдохновение, он закрывался в своей лаборатории и никого не пускал. Фрол только ждал этого момента, чтобы уйти в зеркальную комнату. Он проводил свои эксперименты. Портал не каждый раз реагировал на его присутствие, Фрол старался изучить это явление, а ещё он пытался вспомнить те руны, которые первый учитель читал на древнеегипетском языке, а он, синхронно, повторял. Один раз у него получилось, одно из зеркал пропало, открыв проход в неведомый мир. Фрол не рискнул сделать шаг, было страшно, этот шаг мог привести его куда угодно, скорее всего это был бы его последним шагом. Раздался крик учителя, Фрол поспешил к лаборатории. Магистру в глаз попал один из реагентов, Фрол помог промыть глаз учителю, содовым раствором. На сегодняшний день работа закончилась. Судя по травме, отдыхать придётся неделю. Фрол вернулся в свои пустые кельи. Было время подумать.
Главное, что получалось с зеркалами, в отличии от философского камня, которым занимался Шмульке. Осталось определить – что именно получалось? Фрол вёл дневник на греческом, этому языку научили его монахи в детстве. Шмульке не знал греческого, Фрол это вычислил. Фрол раскусил нового учителя, он в своих изысканиях действовал методом плагиата: где-то, что-то подсмотрю, где-то, что– то услышу! Ничего нельзя рассказывать магистру. У магистра ничего не получалось с камнем, но последние мысли учителя не лишены были смысла:
– Он понял, что любое превращение требует очень много энергии, философский камень должен создавать вещи, он должен жить в своём измерении, ему нужно дать эту жизнь.
Шмульке решил создать аппарат, которому он уже придумал название – «Капкан для молний». Магистр в своих опытах решил заручиться энергией бога. Это было кощунственно, по отношении к религии, но философский камень был выше запретов священнослужителей. Шмульке занялся физикой, он знал, что молнии притягивают металлы, уловитель он создал из серебра, Шмульке казалось: чем благороднее металл, тем осуществимей его идея. Шмульке пришлось поработать над накопителем, он чуть не спалил дом, пока не нашёл смесь газов, способных удерживать молнии, главное, чтобы была надёжная изоляция с землёй. Корпус Шмульке заказал в Дрездене, вернее два: из глины и стекла. У учителя что-то получалось, в лабораторию опасно входить было, даже при ясном небе. Ясное небо здесь было редко, облака по крышам ходят, омывая черепицу, в любое время может сорваться дождь. Влага, сырость! Но мы привыкли. Через два месяца привезли заказ, учитель демонстрировал свой аппарат, страшная, непонятная штука: в стеклянном корпусе сверкали молнии, перемешиваясь друг с другом. На аппарат нельзя было смотреть, он слепил, как солнце, и притягивал к себе пыль, бумагу, старался снять скальп с головы, испортив до безобразия причёску. Я боялся подходить к этой машине. Учитель начал первые опыты, применяя доступные материалы – медь, свинец, олово. Я, только, через стену, слышал его восхищённые возгласы. Он показывал мне результаты своего труда – это были неведомые сплавы, похожие по цвету на малахит, на золото. Он показывал слиток с вкраплением жёлтого металла. Ещё недавно это было свинцом, учитель лихорадочно рылся в библиотеке, но ничего не находил, что ему нужно, вёл переписку со знаменитыми алхимиками мира. Но тщетно, каждый охранял свои секреты. Магистр был на правильном пути, он работал над тем, чтобы был способ регулировать эту энергию, и он почти добился этого. Но одно неосторожное движение, временное нарушение контроля ориентации, и учителя не стало. Его сожгло наполовину. Даже за ведро водки холопы отказывались доставать труп колдуна. Тогда я вспомнил инструктаж магистра, первым делом, опустил заземляющие ножи. Я видел, как молнии ушли в землю, был даже лёгкий хлопок, потом ухватом, переделанным в крюк, пытался достать тело учителя. С трудом, к концу дня, я справился. Вечером из дворца прибыл камергер, он и помог мне с организацией похорон.
– Значит правда, что немец умер. Так и доложу царю.