Про человека с Эпсилон Кассиопеи

На небольшой площади перед промтоварами располагался сельский рынок. Под сколоченными навесами, торговали съестным, какими-то сомнительными тканями, гвоздями и прочими мелкими железками. В воскресенье на рынке всегда оживленно. Да и с погодой повезло. Тепло, солнечно, ясно. Словно осень подобрела и замерла в хорошем настроении. Под ногами лежат орнаментом желтые листья. Слышен деловитый гомон, смешки. На крыльце сельпо обернувшись пушистым хвостом медитирует кошка. Чирикают воробьи, тормоша крошки хлеба. Все-таки, это не самое плохое место во Вселенной. А в чем-то даже отличное место.

- Дай пять копеек, - резко прозвучало справа.

Четыре_пи от неожиданности вздрогнул. Совсем осторожность потерял. Оземлянился вконец. И ведь реально не заметил подкравшегося Фильку. К слову, Филька был занятный персонаж. Жизнерадостный деревенский дурачок. Вызванная врожденной патологией головного мозга умственная отсталость компенсировалась у него фонтанирующим оптимизмом. В райцентре Фильку не обижали, снисходительно выслушивали его пространные рассуждения обо всем (именно обо всем на свете он имел свое собственное нетрадиционное мнение), помогали материально (деньги Филька просил часто и бессовестно: правда суммы озвучивал копеечные), подкармливали (он любил пирожки с капустой), смотрели сквозь пальцы на его профпригодность (официально Филька работал дворником: метлу любил благоговейно, но к уборке мусора относился без рвения). Вот и сейчас он держал свой инструмент, бережно баюкая на плече. На голове перекошенная фуражка с дырками от свинченной кокарды, из-под козырька кустились брови, сливающиеся с сеткой морщин вокруг синих глаз, широкий нос, жидкая нестриженная борода…

- Дай пять копеек! – требовательно повторил Филька.

Четыре_пи пошарил по карманам и вытащил медный пятачок.

- Держи, - монета упала на протянутую ладонь.

- Вот спасибочки! – радостно засиял дворник. – Мороженку куплю.

- Мороженко – это хорошо, - тактично кивнул Четыре_пи, собираясь пойти дальше.

- Ты другой, - между тем деловито заявил Филька. – Другой.

- Почему другой? – осторожно напрягся разведчик.

 - Просто другой, - Филька крутил в руках свои пять копеек. – Ты задержался. Надо улетать. Быстро, быстро лететь. Как Гагарин.

- Постой, при чем здесь Гагарин? – ошеломленно спросил Четыре_пи.

- Он сказал «поехали»…, - фальшивя, но с чувством пропел Филя. -  Надо лететь.

Дворник схватил метлу и начал усердно подметать пространство подле себя. Взметнулись опавшие листья. Один из них, подхваченный ветром, неровными галсами запархал над землей.

- Во гляди, летит! – радостно воскликнул дурачок. – Надо лететь! Лететь на солнце! Собирайся быстрее! – И Филя, снова водрузив метлу на плечо, почти строевым шагом зашагал к магазину «Соки. Воды».

Четыре_пи некоторое время смотрел ему вслед. А он не прост. И он даже не дурачок. Возможно, хромосомная мутация, а на ее фоне - телепатические прозрения. С окружающей средой не в ладах, обычная социальная дезадаптация, но это всего лишь другой взгляд на мир… Другой… А ведь он меня почти раскрыл! Внутри Четыре_пи все напряглось, ожили аварийные системы, запрашивая выход в чрезвычайный режим. Усилием воли пилот «Светоча» заглушил тревогу. Нужно будет его просканировать, поворошить узелки восприятия. Вряд ли он соображает, что говорит, но требуется исключить фактор риска. Займусь Филькой в ближайшее время, пообещал себе разведчик, и, поудобнее перехватив сверток, направился домой. Он начал привыкать к воскресеньям. И ценить их.

23

Глафира Петровна слыла женщиной немногословной. В основном, она просто вздыхала с разными интонациями, и тем самым вносила свой вклад в беседу. Еще она умела красноречиво смотреть. Ее взгляды обычно не требовали вербальных комментариев. Бывало посмотрит – и все понятно. Впрочем, периодически она прорывалась через собственное молчание и выдавала в эфир больше двух предложений сразу. В исключительных случаях. И в воспитательных целях.

- Коровой на него смотришь. Не надоело?

- Что вы такое говорите, мама! И ничего я так не смотрю. Обычно смотрю, – возмущение в голосе Светланы перечеркнуло смущение.

- Смотришь, смотришь, - зафиксировала свое мнение Глафира Петровна. Послышался стук ножа об разделочную доску: очевидно хозяйка шинковала овощи. – У меня ноги болят, но глаза видят. И без очков до сих пор.

- А что, уж и посмотреть нельзя? – с некоторым вызовом встрепенулась Светлана. – На кого мне тут смотреть?

- Ты если туточки начнешь на мужиков заглядывать, так и Москву свою совсем проглядишь. И будешь на ферме до радикулита работать.

- И ничего не буду. Уеду!

- Дуреха, я ж тебе добра желаю. Думаешь мне в радость, что ты в свои молодые годы за коровами ходишь?  Ты же отличница, умница. Мы с отцом за тебя нарадоваться не могли. Гордились. А теперь што?

- Да уеду я, мама. В следующем году, как пить дать, уеду.

- Вот и хорошо. Вот об этом и думай. А про смазливых учителей забудь!