Про чужбину

— Одиннадцать.

— Обнаглели… — вздыхал кто-то. — Тюрьма называется.

— Хочешь — мультики смотри. Отдельная программа. Хочешь — футбол, хоккей, другой спорт. И детективы, там все понятно: бух-бах! Хоть круглые сутки гляди, не запрещается. Так же в каждой камере — холодильник.

— А чего там холодить? — интересовались.

— Как чего… В магазине чего купил. Магазин каждый день работает. И выбор не то что в сельпо. Чего нет, заказываешь, назавтра привезут как штык.

Для этих бесед, для расспросов — в том ли, другом доме — обычно устраивались на кухне. Бутылка-другая на столе, закуска: квашеная капуста, соленые огурцы да помидоры, холодец, сало. Выпьют и слушают. А курить мужики выходили на волю. Иначе надымят — крыша поднимется.

— Днем все камеры — настежь. Ходи гуляй по этому, по другим этажам. Хочешь, иди в спортзал, тренируйся. Там — оборудование: штанги, гантели, тренажеры. Дорожка такая, как транспортер. Бежишь, бежишь, а все вроде на месте. Велосипеды. Теннис настольный. Не хочешь спорт, иди в библиотеку. Книжки — на всех языках. И на русском есть, я брал.

— А вас там много ли русских-то было?

— Один я. С Украины — полно, с Румынии, поляков много, чеченов, азербайджанцев. А из России — я один.

Вася сидел у стола — за почетного гостя: круглолицый, спокойный. Понемногу выпивал. Закусывал холодцом и говорил:

— Вот холодца там нет. Чего нет, того нет. А остальной жратвы — от пуза. Утром обязательно йогурт.

— Чего-чего?..

— Йогурт. Вроде кислое молоко, но сладкое, с фруктовыми добавками.

— Ох и брешет… — негромко, но явственно сквозь зубы цедил Николай Мазаев. Он по всем хатам за Васей Колуном таскался, пытаясь разоблачить.

— На завтрак — йогурт, — спокойно продолжал Вася. — Колбаса, сыр, кофе, само собой, хлеб.

— У-ух и брешет… — шептал Мазаев.

Вслух говорить он уже не решался, боялся, что прогонят, как в первый вечер, когда он устроил скандал. Вывели его тогда мужики и домой отправили.

— Все это — без нормы, от пуза. В обед — густой такой суп дают, суп-пюре. Гороховый, овощной, вроде нашего борща. Потом — мясное с гарниром и фрукты.

— А шампанского не было? — не выдерживал Мазаев.

— Танцы были. Несколько раз. Под оркестр. Мужиков и баб вместе выпускали. Танцевали. И тогда давали вино и пиво.

— Ну ты же брешешь?! Какие еще в тюрьме танцы!! — не мог сдержаться Мазаев.

— Николай! — предупреждали его. — Иди покури.

Мазаев послушно выходил. И уже там, в коридоре ли, во дворе, кому-нибудь из мужиков доказывал яростно:

— Ведь явно он брешет! Я — лично, от звонка до звонка… И в показные лагеря попадал, есть такие, туда иностранцев возят. Но там… Не дом отдыха! И не детский сад! Та же пайка! Он брешет!

Худой, морщинистый, Николай кидался то к одному, то к другому. Глаза его аж горели.

— Ну и пусть брешет, — успокаивали его. — А может, и правда. Капитализм…

— Там — еще хуже нашего! Там — полиция! Все — амбалы!! Брешет он…

А вот другие верили. И удивлялись. Особенно бабы. Да и как не удивишься!

— Если не работаешь, то все равно дают пятьдесят марок в месяц на карманные расходы. Хватает… А если работаешь, то триста марок — это самая маленькая зарплата, меньше не бывает. Это когда ходишь двор убирать. Работают в саду, в теплице, у кроликов, в прачечной, в мастерских. И пятьсот, и семьсот марок можно получить.

— А если по-нашему — это сколь?

— Ну, считай… Марка — это десять или двенадцать рублей. А сейчас и больше. Пятьсот — значит, более пяти тысяч, шесть ли, семь.

— Новыми?

— Ну а какими же?

— Шесть миллионов старыми?

— Да.

— За месяц?

— Конечно.

— Да за такие деньги двух дойных коров можно купить!

— Быка два года кормишь, а за него и полторы не дадут.

Поднимается шум и крик. Потому что такие деньги… Каких не видали. По двести, по триста рублей получка, да и та — лишь в уме: пишут в конторе ведомости, а денег какой уже год не дают.

— Брешет, гад! — теряя голос, сипел Николай Мазаев. — Я за уборку, за полтора месяца… С комбайна не слезал… День и ночь… Полторы… И тех не дали… Брешет! — И, не выдерживая, выскакивал на улицу, на мороз, чтобы остудить голову.

Вася Колун спокойно этот гвалт пережидал. Не торопясь выпивал стаканчик, закусывал холодцом, окисляя его помидорным рассолом, хвалил:

— А вот холодца там нет. Чего нет, того нет.

Когда народ успокаивался, плыли дальше:

— Мыло, шампунь, зубные щетки, паста, бритвы и прочее — все это бесплатно дают. В ихней одежде ходишь. Белье меняют, постельное, нижнее, полотенца хоть каждый день. По коридору ездит телега, шумят: «Кому в стирку!» Кидаешь туда грязное, а чистое выдают.

— Это — жизнь… — завидовал кто-то. — Курорты. Попасть бы туда…

— Пожалуйста, — сообщил Вася. — Поезжай в Берлин, там станция ЦО, прямо в городе. Обойдешь станцию, там — контора. Дают адреса бесплатных ночлежек. И там народ ушлый, объяснят, как попасть.

— А чего, надо податься!