Про Иону

Александр Семенович требовал немедленной ясности и потому с отказниками-опекунами вскорости переругался, распорядившись, чтоб в их с Кларой Захаровной дела не лезли.

Клара Захаровна звонила по очереди каждому из обиженных мужем, извинялась, просила не оставлять ее и мужа без присмотра.

Недели за три до вылета Александру Семеновичу позвонили с фабрики, где он проработал с 1930-го по 1972-й (с перерывом на войну), и сообщили, что в связи с тридцатилетием Великой Победы ему как ветерану производства и войны выделили путевку в подмосковный дом отдыха. Заезд через два дня сроком на четырнадцать суток.

Александр Семенович растерялся и не сказал, что путевка ему ни к чему, что он едет на Красное и Мертвое моря, причем на всю оставшуюся жизнь, а не на четырнадцать дней.

Поблагодарил, удивился про себя, что на фабрике не извещены об его отъезде, и решил воспользоваться путевкой:

— Я за всю свою трудовую жизнь, кроме зарплаты, у государства ничего не взял. А как оно мне нервы трепало, ты, Клара, знаешь. Так что я из принципа поеду отдохну. Что нам собираться? Успеется.

Клара Захаровна никогда с мужем не спорила и даже обрадовалась, что в последние перед отъездом дни его не будет дома — очень уж он шумный. А если при каком-нибудь документальном затыке обнаружится надобность в его непосредственном участии, так дом отдыха в часе езды на электричке.

Надо сказать, что Александр Семенович был инвалид войны — ему оторвало левую ногу, вернее, половину — от колена, и он носил протез. И, хотя по законодательству имел право не работать, так, с протезом, и трудился на родной фабрике «Красная этажерка», как он ее называл.

Протез, который Александр Семенович изо всех сил не замечал и запрещал замечать окружающим, и сыграл с ним злую шутку.

Никто не знает, что в точности произошло в доме отдыха: то ли выпили лишку ветераны по случаю праздника 9 Мая, то ли еще что, но только нашли Александра Семеновича на полу у кровати с травмой головы, а рядом валялся протез. Видно, неловко повернулся мужчина, отстегивая на ночь не свою ногу, упал, разбил голову, потерял сознание и потому на помощь не звал. Умер от потери крови: беда приключилась вечером — до утра его никто не беспокоил.

Клара Захаровна сильно переживала, но что сделаешь.

Все друзья сына дежурили при ней беспрерывно, организовали похороны. Протез хотели положить в гроб как вещь, которая и при жизни находилась всегда с Александром Семеновичем, но Клара Захаровна запретила:

— На том свете у него две ноги будет, зачем ему лишняя.

До отъезда оставалась неделя. Квартиру сдали в ЖЭК, мебель растолкали по родственникам, книги раздарили, чемоданы упаковали. Последним, под самую крышку, легло «чудо» — круглая, со сквозным отверстием посредине, жаровенка, в которой Клара Захаровна привыкла печь картошку и курицу кусочками.

Так и стояли два чемодана в пустой комнате.

Ордена и медали Клара Захаровна передала на хранение одному из товарищей сына — окончательной ясности с ними так и не наступило.

Ночью Клара Захаровна проснулась с твердым убеждением, что забыла нечто крайне важное. Протез!

Встала, взяла протез, обняла его, как малого ребенка, и запричитала:

— Ой, в дом отдыха ты поехал! Ой, отдохнуть тебе надо было! Ой, теперь ты отдыхать будешь веки вечные! А мне как жить? Зачем от тебя ехать?

Плакала, плакала так, с протезом в руках, и забылась.

Утром позвонил сын:

— Мама, ты как? Держись. Я тебя жду. Нужно жить, что поделаешь!

— Да-да, сыночек, я так тоже думаю, что надо. И ехать надо. Кому я тут нужна? Ты ж меня не выгонишь?

— Что ты городишь, мама! Ты сейчас в шоке, а здесь отойдешь, поправишься. Я тебя жду! — И положил трубку, хотя Клара Захаровна хотела ему много чего сказать.

В «Шереметьево» Клару Захаровну приехали провожать человек пятьдесят. Родственники, товарищи сына, еще какие-то люди, которых она не знала лично, но которые передавали приветы ее сыну.

Перед самым выездом в аэропорт Клара Захаровна пересмотрела сложенные вещи, переложила из одного чемодана в другой, повыбрасывала кое-что, освободив место для протеза.

Досматривая багаж, таможенник очень удивился:

— Что это?

— Протез моего покойного мужа.

Таможенник вынул протез, осмотрел со всех сторон, постучал костяшками пальцев по металлическим трубкам, взвесил на глазок и удалился, велев Кларе Захаровне ждать.

Ее отвели в сторонку, чтоб не мешала прохождению пассажиров, по преимуществу иностранцев.

Группа провожавших волновалась, про протез никто из них не знал. Переговаривались между собой:

— Ну что там? Зачем старуху мучают?

— А она с собой ничего такого не везет?

— Да откуда! Ничего, кроме барахла. Им лишь бы поиздеваться…

Шло время. Таможенник не выходил. Очередь регистрирующихся и проходящих таможенный контроль иссякла.

Наконец появился таможенник с протезом. Не торопясь, направился к стойке:

— Пройдите, пожалуйста, — позвал Клару Захаровну. Положил протез рядом с чемоданом, перебрал платья, туфли, завернутые в газету. — Проходите, гражданка.