Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

Владелец дома, тоже, по-видимому, знал про стремление пожилой женщины при первой возможности влезать не в своё дело и, отложив рыболовную снасть, с трудом поднялся, поправил очки и заковылял к калитке, давая себя рассмотреть.

Сухощавый, невысокий, вид соответствует возрасту — под семьдесят; почти лысый, от былой гривы остался лишь реденький венчик седых волос, обрамляющий загоревший на солнце череп. Почти слепой — очки на носу сидели нешуточные. Одет по-домашнему, без изысков — старые свободные штаны и расстёгнутая до пупка рубаха с острыми концами воротничка. Вещи застиранные, видавшие виды, из тех, в которых предпочитают ходить по дому или трудиться на приусадебном участке.

На ногах — китайские тапки с ближайшего рынка.

Дошаркав до середины двора, дед, не останавливаясь, обернулся к дому и крикнул в приоткрытое окно:

— Таня! Приберись! У нас гости!

Оттуда немедленно отозвались:

— Откуда гости? Ты кого-то приглашал? Или что?..

За москитной сеткой, прикрывавшей оконный проём, появилась пожилая женщина в цветастом платье. Голова прикрыта косынкой, лицо пухлое, уголки губ плаксиво опущены вниз. Возраст — сразу и не поймёшь, но за полтинник точно. Не проявляя никакой деликатности, она требовательно заголосила, уставившись на гостей:

— Вы кто? Зачем пришли? Кто вас звал?

— Отъявленная скандалистка, — шепнул Антон напарнику. — На физиономии написано.

— Угу...

Щелкнул замок в воротах, приоткрылась створка.

— Заходите, — скрипуче, неприятно пригласил Никита Михайлович.

— Собака? — на всякий случай уточнил Иванов, переживая за свои брюки.

— Привязана, не укусит, — вяло успокоил старик, отходя в сторону и пропуская гостей.

Изнутри двор не поражал. Клумба, гараж с открытыми по летнему времени дверьми, в глубине которого виднелась ухоженная бюджетная иномарка; от ворот и до самого дома уложена недорогая тротуарная плитка; сарай с пристроенным курятником; низкий штакетник палисадника, рядом с которым расположились вёдра и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Отдельно, намекая на достойный урожай, во всей красе цвела вишня.

Хлопнула дверь и на улицу вышла та самая, мелькавшая в окне Татьяна. Не здороваясь, она довольно резво для её полной комплекции и возраста засеменила куда-то за дом.

— Не обращайте внимания, — махнул рукой Рваных. — Она всегда такая. Никого не жалует. Десять лет с ней живу — ни разу никому не обрадовалась.

— И внукам? — для завязки разговора уточнил Швец.

— Внукам радуется. Своим. Моим не очень, — довольно грубо расставил точки над «i» старик. — Я же говорю. Всего десять лет совместно живём. Старость на двоих коротаем. С тех пор, как моя вторая супруга преставилась... Вы зачем пришли?

Отметив про себя, что Никита Михайлович был женат в третий раз, Сергей никак не стал комментировать данный факт. Перешёл сразу к делу:

— На территории дома, где вы проживали в юности, было обнаружено помещение с человеческими останками. Говорить будем здесь, у соседей на виду или в комнату пройдём?

Известие о могильнике Рваных воспринял относительно спокойно. Не разразился длинными тирадами о своей невиновности, не стал никого обвинять. Лишь ссутулился, понуро опустил голову, отчего и без того многочисленные морщины на дряблой шее, растянувшись, обозначились белыми, незагоревшими полосами.

— Пойдёмте...

Дом встретил прохладой, поскрипывающими в такт шагам деревянными полами, немудрёным обывательским уютом пенсионера среднего достатка и тяжеловатым запахом старости.

На видных местах чёрно-белые фотографии молодых людей с детьми на руках, отдельно детей, одна или две групповых. В чертах некоторых явно просматривалась наследственность хозяина. Имелись и современные, цветные снимки пары младенцев в красивых распашонках да перепугано-торжественного мальчишки с огромным букетом и лентой первоклассника. Семейство, значит, увековечено...

Расположились в зале. Никита Михайлович в излюбленном кресле напротив телевизора, инспекторы на диване у стены.

— Рассказывайте, — многозначительно потребовал призрак. — С самого начала.

— С прадеда? — сухо поинтересовался старик, безвольно упираясь затылком в спинку кресла и подняв свои бесцветные, водянистые глаза к потолку.

— Можно и с него.

— Ну, слушайте...

... Говорил Рваных долго, ровно, складно, придерживаясь в повествовании линии стороннего наблюдателя и ни разу не употребив ярких эпитетов «для красного словца».