Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

– Ушлые черти! – восхищался Швец, удобно устроившись за столом на облюбованной для совещаний Серёгиной кухне и делясь с напарником своими похождениями. – Штирлицы, а не люди! Я их что ни спрошу – мычат, как тургеневский Герасим. И между собой ни о чём не говорят. Деловитые такие, мрачные, все с похмела, каждый в персональном контейнере копается. В чужой не суётся!

– Что, совсем ничего про покойного не говорили? – позволил себе усомниться Иванов.

– Не-а… Им, похоже, до лампочки судьбы всего мира. Весь смысл бытия сконцентрирован на дне стакана. Понимаешь, роются они в мусорниках, а сами перегаром икают мучительно. Помер, живой – вопросы абстрактные, жажда после вчерашнего – неумолимая реальность… Клошары, как их на парижский манер Роза зовёт, парой фраз после моего якобы ухода перебросились и замолчали. Я долго ждал… Может, вечером кто и помянет безвременно сожранного Калиниченко, если не забудет к тому времени.

Взъерошив от усиленных раздумий волосы, хозяин квартиры не то чтобы предложил, но слишком уверенно для простого озвучивания мыслей произнёс:

– Плохо. Придётся тебе, Тоха, лезть по трубам и искать место, где нежить запустили. Не верю я в то, что её к тому бомжу на дом привезли. Слишком уж большая она должна быть, чтобы в банке поместиться.

При одной мысли о старых, неосвещённых коммуникациях Антона передёрнуло от отвращения, а лицо гадливо сморщилось.

– По-другому никак?

– Нет.

– О-хо-хо… Прости, дружище… Ма-аш! – отведя взгляд от друга в сторону, позвал отсутствующую в кухне домовую призрак.

– Аюшки? – из-за холодильника вынырнула кицунэ. Улыбчивая, хлопотливая, в фартуке поверх обычных топика и коротких штанишек в облипочку. В руках она держала радужную метёлочку для смахивания пыли с предметов. – Я вся внимание.

Сергей показал напарнику кулак, однако того было уже не остановить.

– Ты сильно занята?

– Не очень. Уборку заканчиваю, а что?

– Да надо нам по работе помочь… – краснея от стыда, заявил Антон и втянул голову в плечи, ожидая гнева хозяина квартиры, в которой он так любил лопать варенье.

В своё время, после долгих споров, инспекторы договорились привлекать домовых и прочую нечисть к своим делам только в самых крайних случаях и исключительно по предварительному согласованию друг с другом.

Не любит служба лишние глаза и уши.

– Удар ниже пояса, – удручённо буркнул Иванов, с неудовольствием осознавая, что Машка уже проглотила наживку и с этого мгновения в желании поучаствовать в разбирательстве её вот так, одним «нельзя», ни за что не остановить.

Девушка же, осмысливая предложение призрака, сначала нахмурилась, подозревая некий розыгрыш или неумную шутку, потом внимательно рассмотрела виноватую физиономию одного инспектора, расстроенную другого, сторонне зафиксировала нервозность пальцев гостя, беспрестанно теребящих край скатерти.

На подколку не похоже…

Прислушалась к себе – внутри всё бурлило жаждой приключения!

Метёлочка полетела в сторону, фартук сам собой переместился на вешалку для кухонных полотенец и прихваток, руки упёрлись в бока.

– Рассказывайте! – гордо вздёрнув нос, сгорая от нетерпения, потребовала кицунэ, не замечая, как её рыжий лисий хвост начинает жить своей жизнью, своим беспрестанным вилянием подтверждая истинное настроение хозяйки и маятником стуча о стену и угол холодильника.

– Рассказывай, – злясь на напарника за излишнюю инициативность, упёршись руками в стол, поддержал домохранительницу Сергей. – Сказал: «А», говори и «Б».

На Швеца было жалко смотреть: поник, съёжился, смотрит в пол; обычно зачёсанные назад, ухоженные волосы свисают сосульками, а франтоватые очки съехали на самый кончик носа, норовя соскользнуть вниз и разбиться…

– Боюсь я, – не обращаясь ни к кому конкретно, пробубнил он. – Наверное, клаустрофобия у меня. Едва в лотки с трубами сунулся – от тесноты чуть в штаны не наделал. Звучит по-идиотски, но в подвалах мне нормально, без проблем, сколько раз по работе бывал, по подземельям в том же Египте шарился – ничего! Интересно даже… Потому что там пространство есть. Можно руку поднять или шаг в сторону сделать. А когда со всех сторон стены и не повернуться – не могу. Словно в гробу оказываюсь, заживо. Давит. В груди пожар, дышать нечем, трусит всего, будто при лихорадке, паникую до истерики. Я хоть и призрак, а… – дальше реплика оборвалась, предоставляя присутствующим возможность додумать самим.

Напарник опешил:

– Ты чего сразу не сказал?! Давно бы придумали что-нибудь!

– Стыдился. Есть такие вещи, в которых не хочется признаваться даже себе.

– Ну и дурак…

Маша, понявшая из разговора друзей только про клаустрофобию – совершенно несвойственную домовым болезнь, взвилась, чувствуя, что некое, наверняка самое лучшее приключение может проплыть мимо неё:

– Я вам не мешаю?! Лишняя?! Вы меня зачем от дела оторвали? Жалобы послушать?! Идите к психологам или вон, подружкам своим жалуйтесь! Им ваше нытьё по статусу терпеть положено!

Переглянувшись, инспекторы принялись наперебой успокаивать кицунэ:

– Нет… Ну как ты подумать могла… Мы же просто…