Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

– Больше нечего. Наверняка пугают кого-то. Сообщение передают. Вопрос – кому и в чём смысл послания.

О чём-то подобном думал и Антон. Почесав в затылке, он принялся рассуждать вслух:

– Что мы имеем? Тётка, склонная к алкоголизму. Живёт сама, небогато. Работает… установим, где… начинает заниматься колдовскими травками, а значит, где-то взяла семена, методику выращивания и чётко знает, куда их потом пристроить. Тут путано… В закутке урожай молодой, недозревший. Выходит, или со старой партией накосячила, за что и пострадала, или…

– Или она обычная шестёрка, которая сама по себе никому не интересна, – подхватил Иванов, отодвигая кровать и простукивая пол. – Но послужила доходчивым предупреждением своим сообщникам или вышестоящему начальству. Кто-то же платил ей за разведение всей этой ботанической хрени?

Разведя руки в сторону, призрак не нашёлся, что ответить. Зато конструктивно предложил:

– Заканчивай. Не найдём мы здесь ничего полезного. У алконавтов тайники – редкость. Они все ценности в водку конвертируют. Пошли аборигенов тормошить. Схема старая: ты по комнатам ходишь, спрашиваешь, грозишь пальчиком по необходимости. Я невидимкой следом. Слушаю, о чём после твоего ухода болтать станут.

Темнота за окном подстегнула Сергея. Ему совершенно не улыбалось проторчать в общаге всю ночь.

– Пошли.

Отработка затянулась глубоко за полночь. Сосредоточенный инспектор, пропуская мимо ушей недовольное бурчание жильцов и жёстко реагируя только на откровенный мат, методично обходил комнату за комнатой, не забывая общаться со всеми встречными в коридорах. С некоторыми говорил задушевно, с некоторыми по-хамски – в зависимости от ситуации, со старыми знакомыми – участниками потасовки у входа – казённо, нарочито обезличенно.

Не упустил почти никого, постепенно, по крупице выискивая сведения о пострадавшей от неизвестных злодеев Петуховой.

Полезной информации, к сожалению, добыть почти не удалось.

… Обитательница комнаты № 204 не слишком отличалась от основного контингента общежития. Любила выпить, поспать, не любила работать. Социального дна не достигла, однако понемногу, но уверенно, скатывалась к нему.

Характер имела сварливый, обидчивый, была неоднократно подозреваема в хищениях чужих котлет и прочих вкусностей с общей кухни, но за руку её ни разу не поймали.

Общалась со всеми понемногу, отдавая предпочтение тем, у кого есть деньги и кто «приятной даме» наливал бесплатно. Существовала непостоянными заработками – устраивалась реализатором овощей к кому-нибудь на местный рынок, трудилась пару-тройку месяцев, после со скандалом уходила и всем жаловалась на искусственно созданные владельцами недостачи. Действительно было так или сама Юнона Викторовна приворовывала – осталось тайной. Мнения делились примерно пятьдесят на пятьдесят.

В настоящий момент сидела без работы.

Денег у Петуховой стабильно не было, люди её не любили… Если бы не подкармливаемые по неизвестной прихоти бродячие псы – могла бы и умереть.

Относительно слабый свет на близкие отношения потерпевшей пролил, как ни странно, тот самый мужик с баклагой пива, получивший в рыло от Иванова. Оказалось, у него с женщиной несколько лет назад был роман с насыщенными водкой буднями и вечными скандалами. Даже съехаться на пару месяцев ухитрились.

Именно он и поведал о некой Дарье – подруге Петуховой, проживавшей неизвестно где и регулярно выручавшей непутёвую приятельницу небольшими суммами в долг. Дружили женщины с юности, и Юнона, несмотря на склочный нрав и вечный финансовый кризис, доверием не постороннего для неё человека не злоупотребляла.

Единственный сын Юноны Викторовны последние четыре года служил по контракту в армии и к маме не слишком рвался. Мужа у неё никогда не было.

О родителях и прочих родственниках сведения оказались совсем уж скудными – мать проживала в некоем медвежьем углу области и с дочерью не общалась. Возможно, давно умерла. Братья, сёстры – неизвестно.