Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Пусть смеются! Пусть веселятся! Пусть хоть оборжутся, только бы показали, где их секретные норки! Хотелось видимого, конкретного врага, с которым можно подраться за вот это вот всё! Начистить личность или самому огрести — не важно, дело десятое... Главное — понять, что происходит. Выплеснуть страх, а там хоть трава не расти.

Рассвирепев, он рухнул на койку лицом вниз и попытался отгородиться от давящей на перепонки тишины. Прижался к матрацу, точно стремился утонуть в его ватном нутре, несколько раз треснул кулаком по бездушной ткани. В ответ что-то грубовато зашуршало, напоминая шелест сминаемой бумаги.

Звук заинтриговал. Перестав молотить по худосочному тюфяку, Иванов приподнял голову и увидел сложенный в четвертинку лист. В самом изголовье.

По логике, он должен был заметить посторонний для постели предмет сразу после пробуждения. Но не заметил.

Демонстративно сбросив тапки на пол, сел, развернул находку и зло вчитался в машинописный текст.

Первое же предложение отталкивало излишним пафосом.

«Самоубийство — это грех!»

А далее по пунктам, мелким шрифтом, расписывались крайне занимательные факты, убеждающие узника в том, что доступной Силы вокруг нет и растраченные ресурсы невосполнимы; что попытка побега, даже путём смерти, исключена — душа окажется в плену этого места; что нужно вести себя хорошо, слушаться всех, кто не в клетке и добросовестно кушать кашу.

Изучив предложенные тезисы, Сергей настроился проверить их эмпирическим путём. Попробовал ощутить... да хоть что-нибудь. Плохое место; любые, самые слабенькие, присутствующие повсеместно, потоки энергии Жизни; отголоски чужих аур.

Помещение и коридор отозвались стерильностью операционной. Ни намёка на привычные отголоски Дара.

Следующий пункт инспектор пропустил. Самоубиваться его категорически не тянуло.

Оставался третий — слушаться. Но кого?

Вскоре головоломка разрешилась. Вдалеке лязгнули двери, за ними — другие, и в конце коридора показались двое крепких мужчин в чудаковатых комбинезонах, отдалённо напоминающих мотоциклетные, перчатках, шлемах с прозрачным забралом и в форменных ботинках. Оба с аурами колдунов, с дубинками на ремнях поверх одежды. По повадкам — опытные люди, а не обычные попкари(**).

Двигались они по тюремным правилам, потому последнюю перегородку преодолел всего один человек. Второй остался, закрыв двери дальней решётки и прилично отойдя назад.

Дойдя до камеры, «выводной», как окрестил его парень, скомандовал, причём с акцентом:

— Лицо к стене. Рука назад.

Инспектор повиновался. Указаний, что и как делать — не требовалось. Насмотрелся за время службы в органах на взаимодействия конвойных и конвоируемых, потому отлично знал — любое неповиновение наказуемо. Церемониться никто не станет.

Пульнуть сгустком? Ну и дальше что? Прыгнуть сквозь пространство он способен максимум на метр, потом свалится, обессиленный. Всех решёток не пройти... А отношения с охраной капитально испортятся.

Встал по инструкции, расставив ноги пошире, упёрся лбом в камень и завёл руки за спину.

На запястьях щёлкнули браслеты.

— Иди.

***

По пути Иванов миновал две решётки и поворот, заканчивающийся глухой железной дверью. Тюремщиков за время пути набралось аж трое.

Перед поворотом виднелось затянутое мелкой решёткой окошко, за ним — сидящим за пультом с мониторами смуглым мужиком в униформе. Оттуда, по идее, должно было просматриваться его новое пристанище. Наверное, дежурный.

Насчитал не менее девяти камер наблюдения, зафиксировал неизменный материал стен — сплошной камень, ни следа кладки.

В горе он, что ли, находится?

Выхода из дежурки засечь не удалось.

Перед основной дверью имелась ещё одна, попроще, и Сергея ввели именно туда.

Продолговатое помещение сродни его новой жилплощади, из меблировки — стол, стул и... Александрос.

***

— Здравствуйте, Сергей, — македонец излучал радушие. — Как вы себя чувствуете?

Происходящее настолько не вязалось со здравым смыслом, что инспектор впал в некоторый ступор.

— Здрассьте...

— Вижу, освоились. Да вы присаживайтесь! — засуетился прекрасноликий, указывая на лёгкий стул с обтекаемыми формами, ждущий нового седока в углу помещения. — В ногах смысла нет.

— Правды, — автоматически поправил Иванов.

— Да, правды. Часто путаю поговорки. Памятку прочли?

— Ознакомился.

— В ней сплошная истина. Спрашивайте. Я вижу, у вас много вопросов. Обещаю отвечать честно, — македонец обратился к конвойным. — Снимите браслеты. Наш гость благоразумен и к пустому героизму не склонный.

Щёлкнул металл замочков, запястья немного засаднило. Узника подвели к стулу, усадили.

Сопровождающие выстроились у стены, и не думая уходить.

Трое… никак.

— Я в тюрьме?

Александрос печально развёл руки в стороны.

— И да, и нет.

— За что?

— Не за что, а почему, — сотрудника Спецотдела пробило на философию. — Рассматривайте своё нынешнее положение как временное ограничение свободы. Насколько «временное» — зависит от вас.

— Угу...