Она, в свою очередь, поинтересовалась родом занятий кавалера и не особо удивилась, узнав, что парень имеет отношение к силовым структурам. Изначально чувствовалось в нём что-то казённое, присущее мужчинам в погонах и от того ещё более завлекательное. Юля, как и большинство женщин, обожала красивых, строгих представителей сильного пола в форме и, как то же самое большинство, предпочитало любоваться ими со стороны или вспоминать в качестве пикантного приключения из прошлого, не особо рассчитывая на большее.
Все знают — служивые люди себе не принадлежат, а делить их с работой, коротая вечера в одиночестве, готова далеко не каждая.
Поделилась она и замыслом матери познакомить её с «молодым и перспективным». Оба посмеялись и втайне порадовались, что Нины Ивановны с ними нет.
Шашлык оказался неплохим. Употребив по паре кусочков, дабы притупить чувство голода, махнули по пятьдесят за знакомство.
— Хорошо пошла, — крякнул от удовольствия Иванов, посматривая на девушку.
— Хорошо, — согласилась она и предложила. — По второй?
Чокнулись, опрокинули, но дальше с возлияниями спешить не стали. Размеренно кушали, изредка пропускали по рюмашке, обоюдно признавая, что водка в их случае больше смазка для ненапряжного общения, чем алкогольный напиток. Говорили, смеялись, рассказывали друг другу бородатые и не очень байки, выдавая их за случаи из реальной жизни, мастерски обходя темы заработков и взаимоотношений полов.
Графинчик опустел примерно через полтора часа.
— Теперь можно и потанцевать, — благодушно предложил инспектор, ощущая приятную сытость и лёгкое опьянение, возникающее при правильной закуске, хорошей компании и умеренных дозах. — Больше есть не буду. Отяжелею.
Юля и тут не возражала. Попыталась из вежливости оплатить половину стола, мило согласилась с правом мужчины угостить понравившуюся девушку, позволила поухаживать за ней в гардеробе.
Весело и непринуждённо болтая на разные темы, незаметно переместились в клуб, а дальше понеслось...
... Б-52, Мохито, Текила-Бум, Куба-либре, Дайкири и прочие чудеса из порхающего шейкера испарялись в мерцающем полумраке барной стойки у края танцпола, распаляя молодые организмы и заставляя их двигаться в скоростных ритмах музыки, выбрасывая в пространство флюиды веселья и вырабатывая гормоны радости...
***
— Подъём!.. Вставай завтракать!
Голос у Машки оказался зычный, с оттенком оркестрового тромбона. Заболела, что ли? Обычно же мелодичнее разговаривает, да и «подъём» — не из её арсенала...
Требовательный стук по дереву отозвался дикой головной болью в голове. Она что, совсем свихнулась? И так башку хоть бинтами перетягивай, чтобы не лопнула — на кой так громко тарабанить?!
Непередаваемо хотелось пить и... сложно сказать, чего ещё. Тело будто всю ночь футболистам тренировочным мячом отработало, во рту, а особенно на языке, гадость. Неужели по пьянке мази Вишневского нажрался? Привкус именно от неё...
— Встаю! — ответил почему-то не Серёга.
Глюк.
Понимая, что дальше будет только хуже, пришлось задействовать Силу для ремонта потрёпанной инспекторской натуры и восстановления после вчерашнего загула.
Дар отзывался неохотно, но много от него ждать и не приходилось. Противилось колдовское естество использованию в столь низменных целях, отказывалось снимать похмелье. Оно, почти как вредная жена, фактически намекало хозяину: «Нажрался, сволочь? Мучайся... Естественным путём, через страдания, возвращайся в бренный мир».
Проходили уже... Довелось как-то с Антоном возможности не подрассчитать, перестараться с коньячком, так с утра думал — сдохнет. Почти час гонял энергию жизни по всему телу, пока очухался. Да и то до вечера страдал, сладким чайком с лимоном отпивался под укоризненным взглядом кицунэ...
Ладно, чёрт с ней, с Силой. Пить хочется сильнее, чем выздоравливать.
С трудом приоткрыв один глаз, инспектор безучастно отметил незнакомый ковёр на стене, неродные обои и поблёскивающий под русой чёлкой глаз, грустно смотрящий на его страдания.
Попытался припомнить вчерашний вечер.
Кафе, клуб, разгорячённая танцами Юлька, такси, провал в памяти...
— Проснулся? — шёпотом поинтересовались у него, приваливаясь к боку со стороны ковра. — Головка бо-бо?
Спрашивали без сочувствия, скорее, констатировали факт.
— Ага, — проскрипел Иванов, поворачиваясь к глазу и отмечая, что с каждым мгновением перед ним всё больше открывается профиль дочери билетёрши. Помятый, растрёпанный, со смазанными косметическими тенями на веках и сухими губами. — Дай попить...
— Потом, — с грустью ответила девушка, проводя рукой по Серёгиным волосам.
Прикосновение отдалось болью. Каждая волосинка словно отрастила огромный нерв, уходящий прямо в мозг, и соперничала с соседками в неизвестном садистском конкурсе по доставлению неприятностей владельцу.
— Жди, пока мама уйдёт. Ей к десяти на работу. Не высовывайся. Водички я тебе чуть позже принесу. Не хочу, чтобы вы встречались.
— Юля! — требовательно прозвучало неподалёку. — Вставай, лежебока! Надо на рынок сходить!.. Вставай! Иначе до обеда проспишь!