Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Достав тряпичный ком, друзья принялись растягивать его на склоне впадины, выбрав место почище. Из чёрной ткани, почти сразу, вывалился длиннополый пиджак шелковистого синего сукна, со стеклянными пуговицами и декоративным шитьём по манжетам с обшлагами. В пиджаке оказалась припрятана плоская кожаная сумочка, застёгнутая на ременную пряжку. Последним обнаружился дерюжный свёрточек, перевязанный верёвочкой и удивительно походивший на неопечатанную бандероль.

— Сюртук классический, — расправляя побуревшие от времени рукава пиджака, проговорил призрак. — Карманов нет... Бальный, что ли? Н-да... владелец у него худосочный был. На меня не налезет.

— А это — накидка, — Сергей указал на чёрную ткань, служившую первым слоем в захоронке. — Завязки в районе горла, пуговицы имеются, отворот с плеч почти до пупка свисает. А вот и рукава! Под отворот забились. Скорее, это плащ или пальто... — засомневался он в первоначальном выводе. — Я похожее видел у одного персонажа на картине про Пушкина, где его раненого к саням тащили... Только там одёжка смотрелась побогаче. С меховой опушкой.

— Пелерина называется. Викторианская мода. А картина, которую ты так бездарно описываешь: «Дуэль Пушкина с Дантесом», художника Наумова, — не упустил случая отличиться образованностью напарник. — Сюртучишко — хлам. Материя истлела к одной бабушке, от прикосновения расползается. Боязно держать... Давай ридикюльчик с пряжкой откроем!

— Однозначно. Но сначала со шмотками закончим.

Насмотревшись всласть на давно вышедшую из моды мужскую одежду, трижды прощупав все швы на предмет тайников и позабытых прежним владельцем ценностей, инспекторы, не найдя даже табачной крошки, напрочь потеряли интерес к вещам.

Пришла очередь ремешка, закрывающего кожаные створки сумочки.

Внутри оказалось... подобие косметички. В специально изготовленных пазах покоились расчёска, маленькие ножнички, кисточка, деревянная зубная щётка с частично осыпавшейся щетиной, складная опасная бритва с рукоятью из зеленоватого камня, помазок, одёжная щётка, зеркальце в оловянной оправе с почти полностью потемневшим серебрением и три плоские баночки. Вскрыли первую — белый порошок со слабым запахом мяты, не выветрившимся благодаря герметичной упаковке. Во второй — розоватая, ничем не пахнущая пудра, в третьей — засохшие остатки чего-то красного.

На зуб порошки пробовать не стали. Прощупали стенки гигиенического набора, попробовали на остроту бритвенное лезвие. Выправлена опаска оказалась на славу, получше, чем ножи на Серёгиной кухне.

— Средство для зубов, пудра и помада, — убирая всё на свои места, хмыкнул Швец. — Хозяин-то модником был. Следил за личностью.

— Гомосек? — в подборках определений друг оказался более категоричен. — Красился перед выходом в свет? Бровки подводил, ноготочками не гнушался?

— Мимо. В прошлом косметикой пользовались многие. Мужики — в том числе. И ничего в этом предосудительного не видели. То, что ты сейчас репу по утрам не пудришь — не твоё достижение, а временно устоявшиеся традиции. Для примера: девушки же сейчас почти поголовно в брюках ходят — и нормально, а ещё сто с хвостиком лет... Фотокарточки посмотри — сплошные юбки.

— Сообразил, — отмахнулся Сергей, понимая, что выбрал не самое удачное сравнение для владельца ретро-косметики. — Проехали. Дерюгу давай.

Как всегда, самое интересное оказалось в конце. Размотав перетянутую верёвкой холстину, инспекторы с большим удивлением обнаружили несколько истрёпанных, пухлых книжек, а между страниц самой толстой из них прятались шесть кредитных билетов Российской Империи по двадцать пять рублей, без государевых портретов, причём отпечатанные не вширь, а ввысь.

Коричневатая бумага, номера, неразборчивые подписи управляющего, директора, кассира, двуглавый орёл вверху и чернильное пятнышко на самом кончике одной из банкнот внушали благоговение.

Там же лежала и серебряная мужская булавка с маленьким вишнёвым камешком. Незамысловатой работы, слегка согнутая у основания. Скорее всего, от постоянного ношения владельцем мягкий металл деформировался в угоду фигуре или от частых нажатий пальцами в одну и ту же точку.

— Сто пятьдесят рубликов. Большие деньги!

— Что в книжках?

— Текст. Рукописный. На, сам посмотри, — призрачный инспектор протянул сочинение неизвестного автора другу.

Полистав желтоватые страницы, Иванов убедился, что перед ним ежедневник или дневник. Все страницы покрывал красивый, с завитушками, почерк, умело выводивший латинские буквы. На полях — нарисованные от нечего делать цветочки, иногда — весьма схематичные профили мужчин и женщин. У мужчин неизменно имелись бакенбарды, у женщин — завитушки спадающих к шее локонов.

В документах подобных вольностей не допускают.

Попытался прочесть — вроде бы немецкий.

— В остальных тоже письмена. Ни колец, ни подвесок... — бегло просмотрев оставшиеся книжки и ощупав обложки, погрустнел Антон, изначально надеявшийся найти если не сундучок с золотом, то хотя бы мешочек с драгоценностями.

— Перетряхни ещё раз.