Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие

— Зарезав двух беженцев, — жёстко, зло прервал разгулявшиеся воспоминания шеф. — На их кровушке декокт смастерил да по колодцам велел мальчонке разлить. Как же, помню, хлеба пообещал голодающему. Тогда мало не полк кавалерийский вымер. Людей спасли, животину — нет… Плохое ты припомнил.

— Я за него не ответчик. А вспомнил к тому, чтобы упростить ситуацию. Мне прекрасно известно, кто вы и какую организацию представляете. Я тоже иллюзий не строю. Давайте заканчивать.

Про недавнюю попытку сдаться добровольно он и не заикнулся.

Помолчав, Фрол Карпович скрестил руки на груди, попытался откинуться на несуществующую спинку стула, однако вовремя опомнился, едва не упав. Расправил плечи, рыкнул:

— Имя?

— Фёдор.

— Отравительствовал?

— Не совсем.

От такого ответа инспекторы синхронно ощутили подспудное желание высказать недомерку что-то едкое, однако перебивать шефа не решились:

— Подробнее.

— Оставлял возможность выжить.

— Ага… — на этот раз проняло даже боярина. — Травил по своей воле?

— Исполнял указание.

— Чьё?

— Матери последнего владельца этого дома.

— Она приказала умертвить женщин?

— Сестёр, — поправил Фёдор. — Это сёстры. Разные фамилии из-за замужества.

— Причина?

— Они пытались отравить его сына, Геннадия. По очереди. Оба раза я его спас.

— Как так?

— Дуры, — равнодушно пожал плечами домовой. — Генка после армии, в шестьдесят четвёртом, сюда попал, в колхоз. Прижился. Парней его возраста в округе мало водилось. Война сильно прошлась… Или гораздо моложе, или старше, но мало. Зато девушек в округе — цветник. И каждой хотелось замуж. В Игнатовке подходящей кандидатуры не нашлось в силу… чудаковатости парня.

— Поясни.

— От природы добряк, — с готовностью ударился в подробности подозреваемый. — Книжный ребёнок. Мир представлял больше по романам и повестям. Читать обожал. К девушкам тоже относился возвышенно, пылинки сдувая. Стихи им ночи напролёт декламировал. За то его многие и сторонились, покручивая пальцем у виска.

— Ну да, непривычно, — согласился боярин. — С деревенскими проще надо, понятнее. Но нежно… А опосля на сеновал?

— Если бы, — поморщился рассказчик. — Туда он не добирался. Боялся разрушить придуманные идеалы. Ограничивался букетиком и чмоком в щёчку на прощанье.

— Дурик, — вырвалось у Антона.

Домовой покосился, но промолчал. Сергей выразился помягче:

— Не от мира сего.

— Подходит, — связанный для удобства подтянул колени к груди. — Таким и прожил жизнь.

— Складно баешь, — начальство одобрительно шевельнуло бородищей. — Про отравительство и позабыли почти. Вертайся к сути.

— Особо рассказывать и нечего. У Охольского имелась дочь. Выросла, вышла замуж за Вячеслава Гашкова. Тоже имела склонность к знахарству и ведьмовству. Я с ней в дружбе жил. Достойная женщина. Интеллигентная, библиотекарем работала. Сын её, Генка, после армии с матерью общался мало. Она его навещала периодически, однако в личную жизнь до поры не лезла. И, вот как-то по её приезду, Генка обнаружился при смерти. Соль с кровью по всему дому попрятана. Нашёптанная… Мать сына выходила, а потом расследование провела. Оказалось, это Жижина Людка, из Рахматово, умертвить пыталась. Сходила к какой-то бабке, та ей инструкцию и выдала.

— С чего бы? — потребовал ясности Фрол Карпович. — По дури аль от обиды?

— Там глупо вышло, — домовой пренебрежительно дёрнул уголком рта. — Несмотря на странный характер парня, собирались уже свадьбу играть, как вдруг её младшая сестра, Зойка, соплюха совсем, завидуя чужому счастью, наплела про Генкины многочисленные измены. Фантазия у девочки оказалась богатая, язык подвешенный — сестра поверила.

— Понятно… Дальше!

— Генка выжил, получил от матери нагоняй и меня в придачу. Я отказывался, не хотел в Игнатовку перебираться, бросать свой привычный дом, но она цепь зачаровала, под крыльцо её к земле пристроила и уехала в слезах.

— Причина?

Ответил Фёдор не сразу. Помолчал, поигрывая желваками и точно определяясь, сколько можно рассказать, а сколько нет.

— Охольский для многих остался плохим. А я от него много хорошего видел.

Настала очередь Фрола Карповича призадуматься. Он хмурил брови, тёр подбородок, но делал это всё молча, без комментариев. Придя к каким-то выводам, буркнул:

— Что я не знаю про твоего Охольского?

— Колдун, знахарь, немного управлял чужим разумом… — начал перечислять задержанный, однако боярин его оборвал:

— Не то! Пошто служишь его семейству, аки цепной пёс?!

— Он кто-то вроде раба, Фрол Карпович, — тихо вмешался Швец, наблюдая за реакцией маленького мужчины.

Тот напрягся, но отрицать или отговариваться не стал.

Шеф кивнул.

— Я так же мыслю. Не по своей воле отравительствовал. Наказ выполнял. Правда?

— Да…

Антон, видя в начальстве понимание, всё так же негромко продолжил:

— Серёга, когда могилу осматривал, заметил проклятый предмет под землёй. Слабенький. Из него и эманации для соли брались. Что там?

Последнее адресовалось Фёдору.

— Ошейник, — нехотя выдавил он. — Хозяин меня перед Первой мировой изловил. В слуги назначил. А чтобы я себя вёл смирно, привязал.