Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие

Реестр изъятых полуартефактов впечатлял. Собрать в одном месте более несовместимые вещи — это надо хорошенько постараться. Инспектор и представить не мог, что может их объединять или в чём скрытый смысл подборки.

Не могла и кицунэ, шёпотом повторяя названия из описи в ожидании некоего озарения, способного пролить свет на сложившуюся комбинацию бесполезных предметов.

Бесполезных… А в этом что-то было.

— Я, сдаётся мне, знаю, откуда эти штучки, — вдруг уверенно сказал Антон, потирая переносицу от умственного напряжения. — С блошиного рынка. Там дедок имеется, с коврика всякой чепухой торгует. Седенький, такой, щупленький, благообразный. Рядом с тёткой стоит, которая домашними пирожками промышляет. У него кусок челюсти и видел. По виду на коровью запчасть похож. Ещё, помню, переспрашивал, что это. Небольшой такой обломок, действительно окаменелый… У пенсионера вообще, ассортимент пестроватый: школьные линейки, блюдца, фотоаппарат «Юность», поплавок от погружного насоса, погоны ПВОшные, прочая дребедень. Всё в приличном состоянии, не у бомжей отжатое.

Вздёрнутые домиком брови Серёги выражали одобрение пополам с удивлением.

* * *

Блошиный рынок. Вполне, вполне… Швец обожал прогуливаться среди осколков былых времён, находя в этом занятии особенное удовольствие, сродни возвращению в давно ушедшую молодость. Шатался, приценивался, многое вертел в руках, с некоторыми продавцами даже здоровался, но ничего никогда не покупал, потому что не представлял, куда сносить купленное, и потому что на «блошке» все фанатично обожали наличные деньги. А доступ к ним у Антона по-прежнему отсутствовал.

Иванов, составляя компанию другу, тоже неоднократно прохаживался среди раритетов и рухляди, выслушивая ностальгические замечания о рюмках-рыбках, о том, сколько стоила нормальная, почти вечная по конструкции мясорубка, и почему в середине прошлого века обожали ставить в серванты фарфоровые статуэтки балерин.

Попадались среди советского и постсоветского наследия и занимательные вещи. К примеру, Сергея очень заинтересовал гранёный стакан, имеющий милую особенность — все грани находились внутри ёмкости, а не снаружи. Для чего это сделал производитель, почему — продавец ответить затруднялся.

«Стакан наизнанку вывернули, — поразился Антон, наощупь проверяя оптическую иллюзию. Уже с метрового расстояния тара казалась абсолютно привычной, без подвоха. — Ишь ты».

Сделка сорвалась из-за жадности торговца, заломившего за чудную ёмкость столько, что шуточная покупка превращалась в необоснованную трату.

Там же, на «блошином рынке», Иванов научился отличать матёрых барыг-старьёвщиков от скромных малоимущих, вынесших на продажу кусочки семейной памяти.

Последние всегда оттирались в самые дальние углы торговой площади, постоянно стеснялись зевак и покупателей, не могли толком сложить цену, озвучивая несусветные цифры, основанные на полном незнании рыночной конъюнктуры, или невнятно прося «назвать свою».

* * *

Упомянутого дедушку инспектор не помнил, однако ни на мгновение не сомневался в компетентности призрака. Тот, по возможности, в торговые ряды каждые выходные наведывается, как некоторые в спортзал или парк.