Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие (СИ)

Инициатива подчинённого вызвала горькую усмешку, промелькнувшую и исчезнувшую в боярской бороде.

— Глуп. Он не врёт. Себя слушать надобно. Себя, — правая рука легла на могучую грудь. — Приучайся вдогон к ушам сердцем чуять. Коль в нём нет зла, лучше всякого слуха поможет.

Витиеватое напутствие охладило пыл Швеца, а может, сработало намертво вколоченное правило о том, что слово начальника — последнее и обжалованию не подлежит. У Фрола Карповича — так точно.

На этом шеф, не прощаясь, исчез, оставив инспекторов один на один с амнистированным домовым.

***

— Предлагаю подымить на свежем воздухе, — после допроса Антона тянуло на открытое пространство, благо у курящего человека всегда найдётся повод свалить на улицу.

— Я — за, — уговаривать Иванова не пришлось. Сидящий Фёдор, особенно после резолюции начальника, навевал тоску и уныние. — Сам освободишься, или помочь?

Угрюмый домовой шевельнул ногами, и стяжки лопнули, словно состояли не из добротного пластика, а из гнилых ниток.

— Тоже выйду. Душно мне.

Прогонять его никто не стал. Как-никак, Фёдор в своём дворе, в своём праве.

На крыльце, отказавшись от предложенной Сергеем сигареты, последний из Гашковых, подобрался, шумно потянул носом воздух. Обвёл взглядом остатки забора и остановился на дальнем углу, строго потребовав:

— Выходите!

Инспекторы тоже уставились в этом направлении.

— Там две женщины, — прокомментировал домовой. — Одна обычная, другая... не пойму. Словно хищник дрессированный.

— Сам ты дрессированный! — возмущённо пискнули из давно не видевшей покоса травы. — Хам педальный!

Писк опознали оба инспектора.

— Машка?! — удивился Швец. — Ты как сюда добралась?

Травяные дебри шелохнулись, потом снова, однако в поле зрения по-прежнему оставалось пусто.

— Фрол Карпович ушёл? — пугливо поинтересовались из кустов голосом Ланы. — Мы от него прячемся.

— Ушёл. И можете дальше не скрываться. Вас заметили.

Трава заходила ходуном, выпуская подружек с несвойственными им хиханьками, писками и приглушёнными смешками.

Первой на проезжую часть выбралась кицунэ, следом букинистка в обнимку с термосом. По блестящим глазам, приятным улыбкам и репейнику на одежде инспекторы осознали: похмельные мероприятия слегка затянулись.

Причём восприятие этой новости у них разнилось кардинально. Если Серёга забавлялся над повторно загулявшими барышнями, то Швец откровенно на них злился, прозорливо ощущая пустоту в таре, из которой он планировал попробовать тот самый чаёк для страждущих.

— Вы как сюда попали? — глядя, как Машка путается в длинной юбке и балансирует, мечтая не упасть, полюбопытствовал инспектор.

— Прие...хали, — букинистка, контролируя новоиспечённую любительницу театров, умело поймала всё-таки споткнувшуюся домовую. — На попутке.

— А куда должны были ехать?

— Домой, — покладисто отозвалась кицунэ, возвращая равновесие и критично осматривая измазанный низ одежды. — Только мы не доехали. За вас переживали.

— Конечно, без таких помощниц нас и тараканы сожрут, не подавятся, — сарказма в голосе Антона хватило бы на целое философское учение о разочаровании в мечтах. — Тогда почему в кустах геройствуете, а не грудью на врага, в атаку?

— Маша Фрола Карповича учуяла, — давя икоту, призналась Лана, отпуская разобравшуюся с подолом кицунэ. — Мы, может, и слегка отдохнули своей компанией, но в круглых дур превратиться не успели... А это кто? — верхушка термоса указала в сторону молчаливо взиравшего на весь этот балаган Фёдора. — Домовой? Красавчик...

— Где?! Где?! — запрыгала на месте лисичка-полукровка, силясь разглядеть объект интереса подруги и ничего не видя из-за высокой травы.

— В пустом доме? — продолжала лезть не в своё дело букинистка. — Одинокий?

— У него и спроси, — отбрил излишне назойливую женщину инспектор. — Чего ты меня терроризируешь?

Переполненная жаждой познания Маша не выдержала, и по-детски припустила к калитке, чтобы увидеть, о ком речь. На удивление, не упала.

— Ой какой ухоженный... — попёрло из неё восхищение. — Чистенький, на лице веника нет, стройненький!

Фёдора же такое неприкрытое разглядывание покоробило.

— Пойду, вещички соберу. Не хочу здесь больше.

И ушёл в дом, не обернувшись.

— Почему он такой... и почему он на свободе? — не успокаивалась букинистка, вваливаясь во двор следом за подругой.

Антон, давая напарнику спокойно покопаться в смартфоне и разобраться с расписанием электричек, бегло рассказал историю маленького мужчины, оставшегося верным слову до конца.

Слушая, Маша из сострадания всхлипывала, а Лана щурилась, превратившись из дамы навеселе в очень собранную, целеустремлённую особу.

— В библиотеке жил? — въедливо уточнила она. — Подходит.

— Вы о чём? — отвлёкся от звонилки Иванов, пропустивший мимо ушей монолог напарника.

— О своём, о женском, — хищно, с томной хрипотцой отмахнулась женщина, стремительно поднимаясь по крыльцу и стуча в прикрытую дверь.

— Фёдор! Фёдо-ор!

На её зов домовой вышел не сразу. Остановился на пороге, поставив на пол маленькую котомку, рядом пристроил перевязанную верёвкой стопку книг.

— Зачем кричишь?