Про котов и некотов

По двору ходили куры, тогда они меня мало интересовали, но вот петух… Он избрал меня своей жертвой, поджидал у крыльца, взлетал, нападал, клевал. Я кричала, махала руками, ревела. Отец терпел-терпел, петуха гонял-гонял, тот всё упорствовал; тогда из него сварили суп. Когда я об этом узнала, то сначала удивилась, а потом пожалела Петю, стала думать о нём по-другому: он же хозяином двора был, повелителем кур, вот и держал фасон. Мне бы с ним подружиться, поладить, а его уже нет.

А в большой комнате, в «зале», как-то появился телевизор. Мне было лет пять или шесть, я не понимала ещё, что это такое, и во все глаза глядела на новую странную вещь: на комод поставили ящик какой-то, вдруг появилось изображение – полосы, фигуры, символы (настроечная сетка телевизионной страницы), потом два человека, женщина и мужчина, которые сидели рядом и что-то говорили официальными голосами. Это были первые новости в моей жизни. Мы все стояли и смотрели на экран, поражённые и гордые. Включали телевизор сначала редко, как что-то праздничное, потом он уже стал обыденностью. Но были вещи и более занятные, чем таинственный ящик.

На стене в большой комнате почти под потолком висело чучело белки. Я думала, что её подстрелил дедушка, у него и ружьё было, но тётя Аля сказала, что дедушка только в молодости охотился, а потом лишь рыбачил, так что, кто белку принёс, неизвестно. Потом убиенную отдали местному таксидермисту, и он сделал из неё чучело. Хорошо сделал: выглядела белочка живой, даже глазки-пуговки блестели, как настоящие.

Я похвасталась каким-то знакомым девочкам, что у нас есть такая красота, и они стали меня уговаривать вынести чучело и показать им. Ой, как страшно было, ведь дедушка запретил трогать белку, но идти на попятную как-то неловко, я же уже почти пообещала. С замирающим сердечком зашла в пустой дом, придвинула стул к стене, сняла чучело с гвоздя, оно на деревяшке было, имитирующей ветку, и вынесла за ворота. Девочкам белка очень понравилась, они стали её трогать, гладить (ой, какие ушки, какие глазки!), а у меня одна мысль – скорее унести, повесить на место, пока дедушка не увидел. Схватила белку и назад. Повесить-то повесила, но, видимо, как-то не так, криво. Вскоре пришёл дедушка, а я глаза свои виноватые прячу от него, но он быстро догадался, строго спросил с меня, отругал, даже прибить, по-моему, хотел, но передумал. Вот я натерпелась страху из-за этой белки!..

А бабушка была моей защитницей – даже от родителей! Бывало, они поставят меня в угол за какую-нибудь провинность (даже не знаю, чем я могла так сильно провиниться в столь нежном возрасте…), стою я у печки лицом к стене, обида придаёт силы, поэтому ни за что не прошу прощения, хотя знаю, что именно этого от меня ждёт мама (или папа), стою, стою… Наверное, час стою, и два стою, и день стою, и вечер стою… Стойкая такая девочка. А ноги уже болят, сесть-лечь хочется, прямо упала бы тут же, но нельзя, я же гордая, меня же напрасно обидели. И тут вдруг спасение – бабушка! Она подходит, кладёт мне на плечи свои руки, говорит что-то вроде: совсем замучили ребёнка проклятые ироды, разве можно так, сколько ей ещё в углу стоять, самих надо в угол ставить за такие дела, выходи, внученька дорогая, отдохни, покушай. Ну, или не так говорит, но смысл тот же. И я выхожу! Я поворачиваюсь спиной к проклятой стене, навстречу свету, свободе, еде, игрушкам. Ура! Спасибо тебе, милая бабушка! Моя любимая баба Наташа.

Родился Франтик на заре моего детства, его маму, кажется, звали Мусей. Тётя Аля, узнав, что я пишу мумуары, то есть мяумуары, поделилась со мной старой фотографией, где мне примерно год и я пытаюсь зажевать ухо Мусеньки. Насколько могу догадываться, приплод бело-серая красавица приносила регулярно. Смутно помню, что вместо кукол у меня были котята, которых я пеленала и с которыми играла. Прошу понять меня правильно: игрушек в доме почти не было, играть хотелось, я была маленькой девочкой, которой никто, наверное, не объяснял, что котятами не играют. А если и объяснял, то это как-то не отложилось. Сейчас мне очень хочется верить, что никто из моих живых игрушек не пострадал, но разум подсказывает, что это не так. Почему тогда остался только Франтик?

Может, правда, других котят раздали. Ну, можно же такое предположить, как вы думаете? Вообще-то новорождённых котят тогда обычно топили. Я, слава богу, экзекуции такой не видела, но слышала о ней от взрослых. Традиция эта кое-где сохранилась до сих пор. Точно знаю, так как наши бывшие соседи в Подмосковье сами рассказывали об этом как о чём-то совершенно обычном.

Память наша избирательна, а уж из детства мы помним, как мне кажется, только что-то яркое, удивительное, то, что выделилось из общего течения жизни и осозналось как событие.