Про Лису (Сборник) (СИ)

Он дернулся и преступил запретное — повернул лицо так, что поцелуй ее скользнул совсем близко от его рта.

— Семь лет, оказывается, мало, — отчеканил Изумруд.

Лиса вздохнула.

— Семь лет — это бесконечно много потерянного времени.

— Не мы виноваты в том, что теряем время.

— Разве?

— А разве нет? Иногда время из нас вырывают. И ничего не остается. Помнишь, как ты вернула мне кольцо? Я тогда винил его. Сейчас понимаю, что это вы теряли время из-за меня.

— Нет, — она отрицательно мотнула головой, и локоны ее волос колыхнулись на плечах. — В этом виноваты лишь мы сами. И перед тобой я виновата. Мне не стоило позволять, чтобы все зашло так далеко.

— Нам было чертовски весело, — засмеялся Изумруд. — Не думай об этом. Моя последняя вспышка молодости пришлась на твой период. Теперь я умею только ворчать и вспоминать. Лучше скажи, чем ты теперь занята — с твоей-то энергией.

— Не смей утверждать, что ты старый, — совершенно серьезно возразила Лиса. — Ты всегда удивительно умел не ворчать, даже когда были причины. Впрочем, теперь ты бы точно ворчал: я совершенно ничем не занята. И нахожу в том удовольствие — просто быть вместе с ним.

— Было бы честнее сказать, что я страшно ему завидую, — его крупный рот изогнулся в усмешке, искажая черты, как если бы нарисовать картину на куске резины, а после начать ее растягивать. — Но я не скажу. Он болван.

— В тебе говорит ревность, — фыркнула Лиса и обиженно протянула: — Он ничуть не болван.

— Ну, если я для тебя не старый, то и он для тебя не болван. Всех нас ты видишь в каком-то своем, особенном свете.

— Наверное, я заслужила… чтобы вот так…

Она снова стала смотреть на воду и деловитых уток. Те увлеченно показывали желтым пушистым комочкам, как надо плавать, увлекая их по мосткам за собой в реку.

— Прости, буду занудой. Мы всегда заслуживаем того, что имеем. И мы исходим из того, что имеем. Что сейчас есть у тебя, дорогая?

— Он.

— И этого тебе довольно, чтобы быть счастливой, — он не спрашивал, а утверждал.

— Очень счастливой, — уточнила Лиса.

— Счастливее, чем в нашем Париже?

— Это другое. Сейчас все по-другому… С ним всегда все по-другому. Почему ты назвал его болваном? — неожиданно спросила она.

— Он позволял тебе слишком много, когда в действительности ты принадлежала ему.

— Ты тоже позволял мне многое.

— Я знал, что ты не моя. Просто со мной.

— Какая чепуха, — усмехнулась Лиса. — Конечно же, он знает обо мне все.

Ей легко оказалось произнести это вслух. Но пока они продолжали гулять по набережной, и после в ресторане, куда Изумруд привел ее обедать, убежденность Лисы ослабевала. Знает ли Пианист о том, что она счастлива рядом с ним? Что может жить без чего угодно, но только не без него. Что ехала в Брест от парижских улиц и кафе, где ей каждый день мерещился он. Что по ночам она часто слышит его беззвучный сердитый голос в шталаге.

Она кивала рассказам Изумруда, отвечала на его вопросы, спрашивала сама. А когда принесли кофе, вдруг поняла, что не сказала Пианисту даже самого важного. И этого он не может знать. Сейчас еще не может.

Лиса с трудом проглотила горячий горький напиток и спросила:

— Как долго ты пробудешь в Ренне?

— Уже устала от меня? — усмехнулся Изумруд.

— Нет, но сегодня мне пора.

Улыбка стерлась с его лица. Он внимательно смотрел куда-то мимо нее, будто бы задавался невысказанными вопросами, что мучили его многие годы. А потом ответил:

— Поезд в шесть. Сделаешь мне одолжение?

— Если это в моих силах.

— Ничего сложного. Проводишь меня? Помнишь, тогда, в сорок первом, кажется… я провожал тебя на твои гастроли по лагерям? Сегодня проводи меня ты.

— Я провожу тебя, — ответила Лиса. — Я рада, что ты приехал, и мы встретились.

Он с облегчением вздохнул, будто, и правда, боялся, что она откажет. И улыбнулся ровно так, как в собственных шутках, почти касаясь уголками рта ушей.

Последний час они еще бродили по набережным, которые перетекали из одной в другую. Смотрели, как река скрывается в каналах. Почти уже не замечали разрушенных домов. Те казались призраками, будто их не существовало в реальности. Их реальностью был неспешный разговор и звуки голосов друг друга и людей вокруг. Звуки течения времени и воды.

Потом они отправились в гостиницу. Он забрал там свои вещи.

Такси до вокзала. На перроне порывисто обнял ее, зная, что она сопротивляться не будет. Тепло и гладкость кожи под пальцами. Запах духов — теперь других, чем все в том же сорок первом на другом перроне. Напоследок позволил себе спросить:

— А если бы он не случился, у меня могла быть надежда забрать тебя с собой?

Паровоз неожиданно свистнул. Лиса вздрогнула в его руках и отстранилась.

— Нет, — ответила уверенно. — Кроме него, больше никого не могло быть.

— Люблю твою честность тоже, — хмыкнул Изумруд. — Я буду и дальше тебе писать, можно?

— Да, пожалуйста. Наша дружба мне дорога. Но если однажды она станет тебя утомлять, я пойму.

— Лишь бы тебя не стала утомлять моя любовь. Но я обещаю — больше ни слова.