Про Лису (Сборник)

Но чаще всего ночами он корпел над нотной тетрадью. Чуть заметно в воздухе вздрагивали пальцы, будто бы он играл. Но играть было нельзя. Чтобы не разбудить ее. Она теперь не выносила музыки. И она никогда не выносила того, что он сочинял. «Ты здорово играешь, но писать тебе нельзя!» — заявила она ему однажды. Пианист был отвратительным композитором и знал это. Но все-таки писал — почти тайком. И толком сам ни разу не слышал того, что сочинил — разве когда на репетициях пробовал что-то сыграть, если оставался один.

Сделав глоток, Пианист поморщился, потом выглянул в окно и подумал, что зря Лиса не взяла зонта — наверняка дождь пойдет. Лето было сырое и удушливое. И тоже давило невыносимой тяжестью.

С этой вялой мыслью он направился в гостиную, где стояло фортепиано. Кофе отставил на столик, примостил теперь уже основательно потрепанную нотную тетрадь на пюпитр. Пальцы любовно пробежали по клавишам, и он почувствовал привычную истому, накатывавшую на него, когда он слышал музыку, исходившую от него самого. Пожалуй, его любовь к игре была совсем немного меньше его любви к Лисе. Хотя в душе он никогда не отделял ее от музыки.

Открыв дверь своим ключом, Лиса самым первым услышала фортепиано. Звуки вились вокруг нее нестройным и прерывающимся потоком. Наверное, это и есть музыка. Та музыка, которой был наполнен ее мир, но в котором она больше не могла находиться. При первых же аккордах, раздававшихся поблизости, у нее начинала раскалываться голова, и подступала тошнота.

Ей удавалось жить без музыки, пока она была одна. Теперь, рядом с Пианистом, ей казалось, что она лишает его чего-то очень важного, в чем заключена вся его жизнь. И была уверена, что должна выпустить его из клетки собственных кошмаров. Ему и своих довольно. Но лишь привязывалась к нему все сильнее с каждой минутой, прожитой рядом. Понимая, что без него жизнь ее потеряет последний смысл. И оставалась с ним. И ненавидела себя за свой эгоизм.

Этим утром Лиса бродила по городу дольше обычного, подходила к реке, уходила в парк. Не замечая разразившегося ливня, она радовалась пустынным улицам. И никак не могла решиться вернуться, испытывая стыд, разрывающий изнутри каждую клетку кожи.

Как она посмотрит ему в глаза?

Ноги сами принесли ее домой. В прихожей Лиса сбросила на пол промокший насквозь плащ, скинула туфли и прошлепала в гостиную, оставляя за собой дорожку из капель стекающей с кончиков волос воды. И в наступившей тишине, не глядя на Пианиста, села с ним рядом.

— Что за бестолочь! — раздраженно сказал он, едва взглянув на нее. — Хоть бы зашла куда-нибудь переждать дождь! Неужели все закрыто?

— От дождя не будет никакого вреда, — негромко отозвалась Лиса.

— Разумеется, бронхит совершенно безобидная болезнь, моя дорогая. Тебе нужна горячая ванна. Пойдем, я наберу.

— Не надо. Ты репетировал. Я сама, — сказала она, продолжая сидеть рядом.

Пианист повернулся к ней, оценивающе посмотрел на каплю воды, висевшую на крошечной прядке у виска — ее вечно непослушный завиток удрученно поник. Потом быстро промокнул указательным и большим пальцем. И улыбнулся, отчего его лицо растеряло резкие линии, сделавшись мальчишески мягким.

— Я могу отрепетировать и после. Пойдем.

Он вскочил со стула и потянул ее за собой. Лиса послушно поплелась за ним в ванную, где белый холодный кафель в отвратительный розовый цветочек был единственным в квартире, кто знал тайну Лисы…

Прошел ровно месяц с их встречи в поезде Париж — Брест, когда она проснулась от накатывавшей волнами тошноты. За окном начинался рассвет. Пианист еще не вернулся — наверняка задержался у Бернабе. Этот болван часто заставлял их играть до того часа, когда в заведение начинали заглядывать посетители, желающие выпить первую чашку кофе.

После того, как подобное повторилось в третий раз, Лиса отправилась к врачу. Чтобы услышать то, к чему была совсем не готова.

У нее не может быть ребенка.

У нее не должно быть ребенка!

Такие, как она, обязаны уходить бесследно, а не умиляться коротеньким штанишкам и платьицам. В ней не было ничего доброго и живого, чем она могла бы поделиться с маленьким глупым существом, которое решило появиться на этом свете среди руин, ненависти, шталагов и прочей мерзости. В мире, где она мечтает лишь о тишине.

Она злилась на себя, злилась на Пианиста, обвиняя его во всех смертных грехах.

Он продолжал привязывать ее к себе! И это было большим свинством с его стороны.

В очередное утро, когда она снова заперлась в уборной, сдерживая звуки вырывающихся из горла спазмов, Лиса решилась. Ребенка не будет. Всего-то и нужно — найти врача. Деньги у нее есть.

Вода, шумно ударившись о дно ванны, горячей струей полилась из крана.

Пианист пробовал температуру рукой и о чем-то напряженно думал. Когда горячий пар чуть развеялся, и была достигнута золотая середина между кипятком и айсбергами, он удовлетворенно улыбнулся.

— Почти треть своей жизни я хотел набрать тебе воды в ванну и приготовить чаю, — с улыбкой сказал он. — Первое есть, пошел за вторым.

С этими словами он оставил ее одну.