— Понимаю, — сказал приезжий, — дальний родственник — это даже меньше, чем просто знакомый. Знакомого, например, невозможно не знать в лицо. А дальнего родственника можно ни разу в жизни не увидеть и не услышать. Я бы, честно говоря, не отважился к вам вторгаться. Если бы они не сказали матери про этот свой «предполагаемый диагноз». Теперь она не будет ни спать, ни есть. Я должен немедленно доказать ей, что «предполагаемый диагноз» предположили напрасно.
— А что у вас… предполагают? — спросила мама. — Какую болезнь?
— Ту самую! — ответил приезжий, которого звали редким именем Игнатий.
— Какую… «ту самую»? — не поняла мама.
— Ну, которая неизвестно от чего начинается, но зато известно чем чаще всего кончается.
— Почему «чаще всего»? — возразила бабушка. — В этой области много открытий!
— Да безусловно! — громко подтвердил папа. Хотя вообще говорил тихо, а когда бабушка начинала высказываться о медицине, почти всегда уходил курить в коридор. На этот раз он остался в комнате.
Бабушка за всю свою жизнь ничем, кроме, мигрени, никогда не болела, но очень боялась, как бы не заболел кто-нибудь из ее близких.
Она подробно изучала «Беседы врача», которые печатались в разных газетах. После этого в течение нескольких дней дома невозможно было закашляться или чихнуть.
«У тех, про кого я читала, тоже все началось с обыкновенного кашля», — говорила бабушка.
Игнатию же она сказала:
— Вы абсолютно не похожи на больного той болезнью, которую у вас ошибочно подозревают. Трое моих знакомых были больны этим самым… Вы абсолютно на них не похожи. Кстати говоря, все они излечились. То есть им вырезали… И все замечательно!
— А откуда вы знаете о «предполагаемом диагнозе»? — спросил папа.
— Врачи как-то сразу забегали. Стали уверять, что нет ничего серьезного. Я не волновался, а они меня успокаивали. Потом я тайком заглянул в их бумаги. Но не испугался. Там рядом с диагнозом стоял большой знак вопроса. Ну, а если врачи ставят вопросительный знак, зачем же я сам буду ставить знак восклицательный? Но они матери зачем-то сказали. Вот тут уж я разозлился! Зачем было ей говорить?
— Формально они были правы, — сказал папа. — Родственникам положено сообщать.
— Но они же не родственнице сообщили, а матери! — воскликнул Игнатий. — Поэтому я и приехал. Чтобы разубедить ее. Понимаете? И к вам вторгся. Но не волнуйтесь! Я могу спать на кухне. Или в коридоре на раскладушке.
— На раскладушке будет спать он… — сказала мама и кивнула в мою сторону. — А вы будете спать на кровати. Здесь, в этой комнате.
— Только не заботьтесь обо мне, а то я буду считать, что диагноз уже подтвердился, — сказал Игнатий. — Понимаете, — продолжал он, — мать одна тянула меня… без отца. Трудно ей приходилось. И мы все подсчитывали: «Еще два года в школе, потом пять лет в институте. Всего, значит, семь!» Потом сбавляли по годику. Наконец я институт окончил, начал работать, и вдруг такое… Разве это возможно? Мать ждала столько лет! Наконец дождалась, а я ей такой подарок! Это была бы жуткая неблагодарность с моей стороны! Она вся почернела. Скорей бы дать ей телеграмму: «Доброкачественно! Вылетаю!»
— Она телеграмме не поверит, — сказала мама.
— Я поклялся, что сообщу чистую правду. Есть у нее эта слабость. Любит клятвы. Ну я, чуть что — клянусь своим здоровьем. А она: «Моим поклянись! Тогда не обманешь». Обычно я уклоняюсь. Но тут пошел ей навстречу.
На следующий день рано утром папа повел Игнатия в какой-то институт, а оттуда к себе в больницу.
— Вечером вы узнаете о результатах, — сказал нам папа.
— Нет, позвони мне на работу, — сказала мама. — Если я вдруг выйду из комнаты, передай: все хорошо.
— Или все плохо, — бодро сказал Игнатий.
— Это исключается! — воскликнула мама. — Я уверена…
— С любой болезнью можно бороться, — сказал папа.
— А победить? — спросил Игнатий.
— Разумеется… И победить! Мать, конечно, потеряла покой. И ждет клятв! Разве можно ее осуждать? Но вы, как мужчина, должны поверить: эту болезнь побеждают довольно часто.
— Но лучше все же обойтись без нее, — сказал Игнатий.
Он все время улыбался — и я понял, что он волнуется.
— Мне тоже сообщите, пожалуйста, — попросил я.
Папа кивнул.
После пятого урока у меня был фотокружок, но я не остался.
Бабушка обычно приходит помогать маме по вечерам.
А тут пришла днем и стала вытирать тряпкой телефон, потом круглый столик, на котором он стоит. А потом все, что находится в коридоре возле столика.
Дома у бабушки нет телефона. И поэтому по вечерам, когда она приходит помогать маме по хозяйству, дозвониться к нам невозможно. После каждого телефонного разговора бабушка сообщает, с кем она разговаривала. Такая у нее привычка. Чаще всего она говорит: «Это моя школьная подруга!» И непременно вздыхает. У нее так много школьных подруг, будто она недавно училась в десятом классе. А на самом деле она училась в гимназии.
Но в тот день бабушка никому не звонила. Она ждала.
И я ждал.
Наконец мы дождались: позвонил папа. Обычно бабушка не любит, когда я вмешиваюсь в дела взрослых. Но тут она сама стала передавать мне каждую папину фразу: