Про Одну Девочку

Весь остаток дня Девочка провалялась дома. Когда действие укола кончилось, челюсть наполнилась пульсирующей болью, а сердце ныло ей в такт. С Девушкой-с-Мотоциклом у Девочки не сложилось, она снова была одна, и тут как назло — бывшая Любимая.

А может, бывших любимых не бывает? Плохо сочетались эти два слова. Когда-то Девочка думала, что «любимая» — это раз и навсегда, до гробовой доски. А получилось вот так.

Вечером температура опять подскочила, сердце заколотилось. Стучал моторчик: «Дык-дык, дык-дык». А желудок сказал:

— Я дико извиняюсь, но — буэ-э-э…

И вывернулся. Голова между тем изображала из себя колокол. Организм заявил:

— Или делай что-то, или я сыграю в ящик.

Рука потянулась к телефону, палец нашёл номер бывшей Любимой.

— Да, — ответил знакомый голос.

— Мне плохо, — сказала Девочка.

А голос спросил:

— Ты мне как врачу сейчас звонишь, или…

— Блин, я щас сдохну, — прохрипела Девочка.

Голос ответил коротко:

— Я еду. Держись там.

Любимая-врач приехала быстро, измерила Девочке температуру, осмотрела рот. От одного лишь прикосновения её мягких прохладных ладоней становилось легче.

— Вот ещё выдумала — сдохнуть… Утром поедем открывать временную пломбу, посмотрим, что там такое. Антибиотики, которые я тебе выписала, принимала?

Девочка лежала на диване, слабая и больная. Про таблетки она совсем забыла… Любимая-врач не стала её журить, просто сама съездила в аптеку и привезла лекарства. И осталась у Девочки.

Нет, ничего «такого» между ними не случилось ночью, Девочка слишком плохо себя чувствовала. Когда в пять утра Любимая-врач курила на кухне в открытое окно, Девочка приплелась и ткнулась лбом в её плечо. Это была какая-то физическая зависимость: когда они соприкасались, Девочке становилось лучше. Слёзы сказали:

— Самое время для нас.

А Любимая-врач спросила:

— Ты чего так тряслась, когда заходила в кабинет? Думала, я специально буду делать тебе больно?

Девочка только устало сморщилась.

— Я же не зверь какой-то, — усмехнулась Любимая-врач, но не губами, а так, как умела только она — лучиками в уголках глаз.

За окном чирикали птички, занимался рассвет. Любимая пила кофе, а Девочка думала о ней. Первые седые ниточки в модной стрижке «пикси» с элегантной чёлкой. Никогда не красила волосы. Мрачновато-пристальные карие глаза, прямой взгляд которых непросто выдержать. Внешне — сдержанная, молчаливая: больше дела, чем слов. А сама Девочка — полная противоположность: эмоциональная, думающая сердцем, со всеми сопутствующими девчачьими заскоками. Расстались они, потому что у Любимой закрутился роман с пациенткой.

Утром они вместе приехали в кабинет. Девочка уже не тряслась, она доверилась рукам, таким родным когда-то (да и сейчас, что греха таить…). Она отдалась им полностью, растеклась в кресле, когда лёгкий шёпот согрел ей сердце:

— Всё будет хорошо, не волнуйся.

Девочка пискнула, почувствовав укол.

— Ну-ну, тш-ш, — ласково, будто ребёнку, сказала врач.

Потом Девочка двадцать минут лежала на диванчике, чтобы опять не грохнуться в обморок уже за дверью.

— Звони, если что, — сказала Любимая-врач.

Были, конечно, и таблетки, и полоскания. Боль прошла, но состояние зуба требовало наблюдения. Пришлось ещё пару раз посетить кабинет. При медсестре Любимая-врач была сдержанной, а когда Девочка по сложившемуся обычаю принесла коробку конфет, она усмехнулась. Девочка вернулась на работу, а в обеденный перерыв получила со знакомого номера SMS:

«Я зайду вечером, ты не против? Надо поговорить».

«Хорошо», — ответила Девочка.

Любимая-врач пришла с теми самыми конфетами. Девочка заварила чай.

— Тебе нельзя сладкое, — сказала гостья, забрала у Девочки конфету и поцеловала, чувственно проникая в рот, который сама отремонтировала.

Они стояли у приоткрытого окна: Любимая обнимала Девочку за талию, прижимая к себе, а та закинула руки ей на шею мягким кольцом.

— Наверно, это расставание было ошибкой. — Губы Любимой шевелились около уха Девочки, приглушённый полушёпот обдавал мурашками. — Мне не хватает тебя. Очень. Всех твоих бзиков, голоса твоего, запаха волос. Того, как ты пищишь в постели. Записочек твоих. Прости меня, малыш.

«А я, наверно, просто дура и тряпка, — хотелось ответить Девочке. — Никакой гордости».

Они стояли у окна и слушали вечер.

Чернослив

«Быть или не быть? Простить или не простить? Принять или не принять?» — с гамлетовским драматизмом и трагизмом размышляла Одна Девочка. Любимая предлагала вернуть всё былое, и от серьёзности этого шага Девочка даже приуныла, запарилась и загрузилась. Сердце пело:

— Позвони мне, позвони!

А гордость надменно вещала:

— Может, ты забыла меня?

А пока Девочка металась между ними, нервы её звенели и пели, как струны арфы, и организм, оценив ситуацию, решил, что он находится в состоянии стресса. А кишечник на этой нервной почве психанул и объявил:

— А вот фигушки вам всем! Забастовка. Даёшь дискомфорт! Даёшь брожение, боль и тяжесть каждому сантиметру кишечной трубки!