Про Петровича

— Значит, в удовольствие и без головной боли я выпью под закусь и в хорошей компании две бутылки водки. Если водки нет, то портвея я могу выглушить уже три бутылки — свободно, а еще с полстакана — уже потяжелее пойдет. Ну, портвей — он же сладкий, зараза. И закусь ему практически не нужна. А вот если пить только пиво, то выпью я за вечер пять литров. Ну, или шесть. Это опять же от компании и от закуски. Если много еды, то много просто не выпьешь — некуда будет лить.

— Так, так, — долил тут же ему в стакан из большой литровой бутылки, тряхнув ею предварительно, чтобы шарик, который в горлышке, сошел с места, тот, что постарше.

— Но это, мужики, я, — продолжал раскрасневшийся Петрович. Рубаха выбилась из-под ремня, открывая народу большое пузо, поросшее черным кудрявым волосом. руками он делал округлые движения, пытаясь передать как можно более точно свои мысли. — То есть, экспериментировать объемами на себе не рекомендую. Можно сдохнуть. Но!

Он сделал паузу, длинную, как в театре, когда все замирают и вслушиваются во внезапную тишину, а пауза тянется, тянется, тянется…

— Петрович, эй, Петрович…

— А?

— Ты сказал — «но», Петрович. Ты хотел что-то сказать нам важное.

— Но! Но не мешайте, мужики! На повышение — можно. То есть, если с пива начал, то водкой закончишь без вреда для здоровья. А вот если весь вечер пил водяру, а потом сушняк заливаешь светлым лагерным — тут беда. Тут никакая пропорция не поможет и любая будет только во вред организму. Понятно, нет?

— Петрович, дай я тебя поцелую! — старший вскочил, ухватил Петровича за уши, притянул к себе, чмокнул в макушку, в самую маковку, где начала проглядываться небольшая пока плешь. — Эх, да мы же теперь… Да ты понимаешь, что ты сказал?

— Ну, дык, — важно кивнул Петрович. — Это ж главное: пропорцию соблюдать и не смешивать. И тогда все, что выпьешь — на пользу пойдет и на удовольствие.

Финансисты унеслись в свой банк, перекидываясь на ходу репликами:

— Ты пропорции запомнил? Он там цифры называл… А если за пиво принять рубли а за водку доллары? Нет, доллары — это портвейн, наверное. Водка сегодня — это евро, потому что дороже… Эх, как мы закрутим! Завтра же!

А Петрович сидел расслабленно на лавочке, смотрел вокруг мягко и нежно, а возле него стояла литровая бутылка, пластиковый стакан, полбуханки черного в полиэтиленовом пакете.

Петрович сегодня консультировал.

«Наши»

В субботу Клим проснулся с головной болью. Источник боли обнаружился сразу: с открытого из-за летней жары балкона плотно несло краской.

«Нитроэмаль для наружных работ», — стараясь не ворочать головой, понял Клим.

Злости ни на что уже не хватало. Утро. Суббота. А вместо свежего воздуха с балкона втекал едкий запах растворителя, кружа и так до тошноты кружащуюся и болящую тупой затылочной болью голову. Натянув спортивные разношенные штаны, в которых когда-то он собирался бегать по утрам, но так и не начал этим заниматься, Клим буквально выполз на балкон, придерживая одной рукой голову.

Справа красил железные балконные прутья деревянные перила и даже стену на балконе сосед Лёха, которого во дворе все звали просто Кентом. Не потому что он там какой-то особый кент, в смысле кореш, то есть свой пацан, в доску, а потому что в давнее время он «подломил» киоск, а взял только блок сигарет «Кент». И ушел домой. Ну, просто с похмелья закурить хотелось — а не было. Милиция пришла к нему в тот же день. Он даже одну пачку докурить не успел. Заставили возместить ущерб, да еще ментам поставить пришлось, а Лёха стал для всех Лёхой Кентом. Никогда и никто не замечал за ним интереса к ремонтным работам. А сегодня с самого утра перемазанный белой краской длинный и лысый Лёха тщательно закрашивал всё, до чего могли дотянуться его мосластые жилистые руки.

— Привет, сосед! — весело окликнул он Клима. — Ты что так поздно?

Клим хмуро смотрел на веселого Лёху, не понимая вопроса. Что значит — поздно? Для чего — поздно? Кому — поздно?

— Ты глянь, глянь, — махнул тот вокруг себя кистью, разбрасывая во все стороны капли краски. — Сила-то какая, а? Смотри, ведь почти весь дом!

Клим посмотрел налево. Там весело улыбалась Ирка-студентка в белой футболке и свернутой из газеты шляпе-треуголке. Она уже покрасила сам балкон и теперь тоже красила стену, куда могла дотянуться. Прямо перед Климом упала на перила и разбилась жирная белая капля. Его затошнило от густого химического запаха. Вверху красили. И внизу — он осторожно высунул голову — тоже. И дальше, и еще, и еще. Субботник, что ли? Чего это они?

— А чего это вы? — наконец произнес он возникший вопрос.

— …А ты не в курсе? — удивился Лёха. — Так, может, тебе и не положено? Не, ну ты не подумай, я знаю, ты пацан правильный. Нормальный наш пацан, так ведь? Может, тебя просто дома не было?

— Да что случилось-то? — уже вскипел Клим. — Субботник, что ли? Чего вы все кинулись-то с утра пораньше?

— Климушка, ты не шуми, — прозвенела слева колокольчиком Ирка. — Ну, если тебе не положено, так и не крась. Чего шуметь-то? Кто тебя заставляет?