Про психов. Терапевтический роман

Катя, к слову сказать, весьма неплохо справлялась: всю беременность и роды была молодцом. Но когда на второй день после рождения ее ребенок попал в реанимацию с туманным диагнозом и внутренним кровотечением и она, с трудом после кесарева поднявшись к нему в детскую реанимацию, увидела его всего в трубочках и на аппарате искусственного дыхания – психика не выдержала. Она перестала спать, стала метаться, пыталась уехать на дачу, заблудилась в лесу, потратила кучу денег и через неделю оказалась в больнице.

Теперь она пела, ругалась, а то вдруг начинала убиваться. Настроение ее менялось постоянно и непредсказуемо. Кроме всего прочего, ополчилась на весь свет и собралась разводиться с мужем.

Увидев Косулина, с воплем ринулась к нему и, повиснув, зарыдала.

– А-а-александр Львович, ну что же это тако-о-ое, у-у-у, опять я здесь, у-у-у! Обманом заложили, су-у-ки!! Вы же говорили, что медицина для меня, а не я для медицины, за что же меня по-о-о-ложили-то?!! У-у-у!!!

У Косулина разрывалось сердце. Катя была одной из пациенток, кто ходил к Косулину на поддерживающую терапию после госпитализации. Все было так хорошо: отличная ремиссия, удачно-негаданное замужество, и даже ребенок случился. А ведь и не мечтала она уже о таком развитии своей жизни. Чудо! И вот как грустно все обернулось. Психозы, они ведь не спрашивают. Ходят, как поезда, по своему расписанию.

Как пережить психоз теперь, вернуть веру в себя, в то, что все случившееся в последние «подарочные» четыре года ремиссии были не просто так, не обман, а жизнь. Веру в то, что потом жизнь опять наладится. Жизнь-то долгая. Такой психоз после длительной ремиссии – большое испытание. Человек поверил было, что здоров, что жизнь его похожа на жизнь нормального человека, что есть надежда вырваться из кругов безумия и госпитализаций. И тут со всего разгона лицом в стекло, которого не видно было. Хотя оно тут всегда стояло.

А ведь потом будет еще депрессия – постпсихотическая. Когда сил нет, потому что в психозе все потратились на несколько лет вперед, от таблеток тяжко, да еще и мысль-яд: да нет, все-таки я псих, больной человек, инвалид, интернат по мне плачет.

Работать с пациентами в таком состоянии сложнее всего. Но выбора нет, в этот момент психологи больше всего и нужны, потому что – край.

Но все это еще впереди: постепенное, долгое, с откатами назад, выкарабкивание из глубокой темной пропасти. Когда каждый день тяжелый, как могильные плиты, и нет надежды у пациента, только у тебя, да и то – крохи.

Но ты знаешь, что рано или поздно станет лучше, надо потерпеть, дожить до этого «лучше», не уничтожив себя от стыда и бессилия.

Но это потом, потом! А сейчас Катя жгла: психоз на время отменяет все социальное. Можно говорить что думаешь, не стесняясь, и делать что хочется, не заботясь о последствиях. Редкая привилегия. В наши дни доступная только сумасшедшим.

– Зачем вы вообще все нужны?! Как же вы мне надоели! И все обманом, обманом! Представляете, я им говорю: везите меня к моему психологу! Они спокойно так: да-да, конечно, отвезем. И я зде-е-е-сь!!!!! У-у-у!

На Катины вопли собирались пациентки, кто головой качал, кто поддакивал. Нет ни одного, кого бы опыт общения с психиатрической перевозкой оставил равнодушным.

– Грамотные санитары попались. Не обижали тебя, руки не выкручивали. Повезло. – Косулин в любом событии умел находить хорошее.

– Они меня обманули! И все меня обманули! И ты меня сейчас обманываешь? Да, обманываешь, Александр Львович?

– Да вроде не обманываю.

– Тогда скажи: за что меня в больницу увезли? Я отлично себя чувствую. Муж только – гад страшный, бил меня, представляешь?

Надо делать грязную работу – втолковывать Кате, что она сошла с ума. И в чем именно. Понимания эти доводы, естественно, не находили.

– Но как можно так, обманом?! – продолжала очень громко вопрошать Катя. – Я домой прихожу, они уже там сидят, меня поджидают. Я ведь понимаю, куда они меня сейчас повезут. А сделать ничего не могу! Я их боюсь! Так не честно! Я же человек! Нормальный человек! Это ведь так страшно, так жестоко! Зачем так? Медицина ведь для меня, а-а? А? Львович? Или я для нее?

Вопрошала Катя со всей строгостью Божьего суда. Надо отвечать, а что? Головная боль все не отпускала. Наверное, и на Страшном суде так, увела Косулина мысль. Нечего ответить, по большому счету.

– Ну а что делать-то прикажешь с тобой, Катя? Если тебе по почте письмо заказное придет, что ты с ума сошла, ты сразу в больницу побежишь сдаваться, так?

– Не знаю! Может, и побегу?! – И уже совсем без запала: – Да вряд ли. Не побегу. – Неприятное осознание охладило Катин пыл.