Про шакалов и волков

И Пал-Пал действительно позвонил Главному контртеррористу России Глебу Глебовичу Крутому, которого лет тридцать назад знал лично, так как проходил под его началом срочную службу в армии. В Афганистане.

Генерал Крутой находился в своем кабинете, приехав по тревоге из-за событий на улице Замазина. В эти минуты он как раз говорил по телефону с главой ФСБ. Увидев, что на его личном мобильном высветился незнакомый московский номер, разговора не прервал, но, повесив трубку, тут же вызвал помощника:

— Проверь, что за телефон, — попросил он подчиненного, протягивая аппарат.

Глеб Глебович выглядел значительно старше своих пятидесяти пяти лет. Со времен службы в десанте существенно раздался вширь, обрюзг, впрочем, выправки и нахрапа не потерял. Он был коренаст, отличался громоподобным голосом и взрывным темпераментом, но эмоциям редко давал волю. В этом не было нужды, так как подчиненные ловили каждый жест, взгляд и интонацию генерала, которому очень подходила собственная фамилия.

Помощник влетел в кабинет через минуту, едва не крича:

— Это улица Замазина, институт! Они выходят на связь!

Крутой мгновенно взялся за трубку, приказав вызвать в кабинет еще нескольких помощников, а сам разговор, естественно, записывать…

Грунов сидел спиной к заложникам и неотрывно смотрел на стационарный телефон, находящийся на письменном столе. Он был уверен, что Крутой перезвонит. Когда раздалась нежная трель, Пал-Пал взял с улыбкой трубку и напевным голосом поприветствовал бывшего прапорщика.

— Здравствуйте, Глеб Глебович. Сержант Грунов у аппарата.

Генерал заговорил после небольшой паузы:

— Ну, здравия я тебе, пожалуй, желать не буду, а сразу спрошу: все ли заложники живы и здоровы?

— Без сомнения. Обеспечены водой и даже медицинской помощью.

— Ну, и чего ради эта бойня? Два полицейских, три телохранителя, раненые гаишники… Ты обречен, Грунов.

— Ну, это спорное утверждение, хотя с вашими регалиями только так и должно вести беседы с выродками-террористами, пользуясь газетной терминологией. А насчет целей… Она одна. И вы ее знаете.

От неожиданности Крутой не сразу сообразил, как реагировать, и потому повисла пауза. Грохнув кулаком по столу, Глеб Глебович, едва сдерживаясь, процедил:

— Так, «вечер перестает быть томным». Жду короткого и ясного изложения требований.

— Мы с моими товарищами хотим того же, чего хотели когда-то и вы, товарищ генерал. Впрочем, тогда вы были прапорщиком. И очень неплохим, надо сказать.

— Еще короче! — взревел генерал.

— Помнится, и вы хотели поквитаться с этой страной. Отомстить за кровь наших товарищей, слезы их матерей, изломанные судьбы. Ничего ведь не изменилось? В чеченскую мясорубку попали бесправные мальчишки из простых семей, а ВАШИ детки и детки тех, кто пришел сюда изображать любовь к поэзии, пристроились и жируют. Жалкая прослоечка, пляшущая на теле нищей, спившейся, бесправной страны! И эта страна в лице МОИХ мальчишек говорит вам: хватит! Мы не шакалы, подбирающие объедки после кутежей зажравшихся волков. Мы сами — сила и власть. И демонстрируем ее всему миру!

Крутой обвел тяжелым взглядом своих замов, которые сидели, потупив глаза и, с силой откашлявшись, заговорил громким командным голосом:

— Не родился еще на свет террорист, который бы не прикрывался треском таких вот красивых и вроде бы справедливых фраз. Но за твоим гуманизмом на крови и насилии ничего не стоит, кроме ненависти и психопатичной жажды славы. Или власти. Или денег. А может, и того и другого вместе?! А, Пал-Пал?!.. И еще вот что я тебе скажу, бывший сержант ВДВ, звание которого ты испоганил и осквернил, — генерал взял значительную паузу. —

Ни ТОЙ, ни ЭТОЙ стране я никогда не хотел мстить — это слово лишено для меня смысла и правды. Я офицер и могу только служить! Понял ты, отморозок?! — Крутой взревел так громко, что графин на его столе задребезжал.

Пал-Пал отдернул трубку от уха.

— Не смейте так говорить со мной! — прошипел он. — Сила все же на моей стороне, — он махнул рукой Николаю Николаевичу, и тот, подойдя к Крофту, дал ему небольшую затрещину. Актер дико закричал, ругаясь последними английскими словами.

Услышав крики, Крутой заговорил спокойнее:

— Довольно, Грунов, тема мести и наказания мне понятна. Можешь считать, что ты достиг задуманного, показал силу и власть. Вся мировая пресса у твоих ног. В историю ты уже попал. Или вляпался, если точнее. Теперь ты отпустишь людей?

В ответ Пал-Пал захохотал:

— Экий вы быстрый, генерал. Вам знакома формулировка «возмещение морального ущерба»?

— Да какой ущерб, Паша? — устало спросил Крутой. — Умотал из страны, живешь — не тужишь. Даже машинки спортивные коллекционируешь, значит, с деньгами и карьерой все в порядке, чего тебе не хватает?!

— Миллиарда долларов, Глеб Глебович. Одного миллиарда… И за Пашу искреннее спасибо, — кротко отозвался Пал-Пал.

В трубке повисло молчание, а Марта Матвеевна, всплеснув руками, привстала и, задыхаясь, выкрикнула:

— Ворюг! Да он простой ворюг!