Про тебя

Придерживаюсь за мокрый поручень, поднимаюсь по ступенькам.

Вагон почти пуст. Похож на длинный аквариум с промытыми дождём стёклами. Прохожу мимо шумного семейства цыган в отделение для курящих, занимаю кресло у окна. А за ним, набирая скорость, уже проносятся виноградники, поля, дубравы — Франция.

Двое суток провёл я в этой стране, а по сути почти не видел её.

Конечно, из школьных и вузовских курсов истории, богатейшей литературы, кинофильмов сложился образ страны. Наверняка поверхностный, романтичный А значит, неверный.

То же самое и с Парижем.

Несколько лет назад умер один мой давнишний знакомый. Всю жизнь бедняга грезил Парижем. Мечтал там побывать. С юности добывал путеводители, карты французской столицы. Под старость изучил их до того, что мог с закрытыми глазами путешествовать из конца в конец города, называя площади, улицы, дворцы.

После перестройки мог свободно осуществить навязчивую мечту, отправиться хотя бы в недельную турпоездку. Нужно было всего лишь подкопить денег. А он достаточно зарабатывал.

Но вся беда заключалась с тихом пьянстве. Не менее Парижа любил он коньячок. Который всегда дорого стоит.

Слишком красив, слишком неправдоподобно привлекателен веками разрекламированный образ Парижа. Скорее всего, как это часто бывает, миф при ближайшем рассмотрении развеется.

Боюсь, ты заподозрил, что я скептик, или человек, пытающийся во что бы то ни стало прослыть оригиналом. Ничуть. Просто хочу видеть жизнь своими глазами, как она есть, а не смотреть сквозь очки чужих иллюзий.

Тем более жизнь, как она есть, сама по себе — ежесекундное, непостижимое чудо, таинство.

Вот за окном проносится Франция. Огромные, напоенные влагой деревья, напоенная влагой земля полей, тучное стадо коров, пасущееся у изогнутой старицы реки. Все мягкое, волшебно источающее покой. Как женщина. Видимо, не случайно слово Франция — женского рода.

Маленькая разноцветная станция. В отделении для курящих появляется человек с иссиня–чёрными спадающими на лоб волосами. Его по–торреадорски короткая куртка тоже промокла. Белозубо улыбаясь, о чём- то спрашивает. Видит, что я не понимаю. Вынимает из кармана вдрызг размокшую картонку со спичками.

Пока он прикуривает от моей зажигалки, стюард в белой куртке подвозит по проходу столик на колёсах. Предлагает соки, минеральную воду, бисквиты, сладости. И — о счастье! — горячий кофе из термоса. Хоть я со вчерашнего вечера ничего не ел, покупаю за 13 франков только кофе. Для меня и это очень дорого. Белозубый попутчик тоже берет кофе.

Он, улыбаясь, показывает на окно, за которым во влажном мире вдруг засияло солнце. Над холмами семицветной аркой встала радуга.

Обидно. Там солнце, а меня познабливает. Удивительно, этот лучащийся доброжелательством человек сразу показался мне родным, давно знакомым. Наверно, и я ему тоже.

Спрашивает на английском — из какой я страны.

Отвечаю. Называю своё имя. Он горячо пожимает мою ладонь. Представляется:

— Кристо Хесус.

В шоке осознаю — Иисус Христос.

— Испанец?

— Да. Барселона.

Я был в Барселоне! В 1983 году. Рассказываю об этом, спрашиваю, чем он там занимается. Неужели — тореадор?

Кристо смеётся, отрицательно мотает головой. Оказывается он электросварщик. Приехал с женой–француженкой и сыном навестить родственников.

Докурив сигарету, Кристо предлагает пройти в отделение для некурящих, познакомить с семьёй.

Робость охватывает меня. Показываю, что стесняюсь своей одежды — не только куртка, но и рубаха промокла.

Кристо понимающе улыбается, встаёт, уходит.

И мне становится грустно. Ушел, не попрощавшись. Будто не возникло между нами мгновенного контакта. Которому, может быть, нет названия. Или я все это выдумал, нафантазировал? Как это часто бывало со мной в жизни.

Минут через пять Кристо Хесус возвращается. В руках у него синяя вельветовая рубашка. Жестами объясняет, что нужно немедленно переодеться.

Это возвращение для меня как удар грома. Я настолько ошеломлён, что даже не пытаюсь отказаться. Он помогает мне снять куртку, ждёт, пока я стяну старую и надену новую, сухую рубаху. Убеждается, что она мне впору, и лишь тогда подаёт руку, прощается:

— Бон шанс!

Стыдно сказать, у меня в глазах слезы.

Что Кристо Хесус знает обо мне? Ничего.

Необыкновенное тепло охватывает меня. Надо бы пойти познакомиться с его семьёй, ещё раз поблагодарить. Но странная, несвойственная мне робость продолжает держать в оцепенении.

А поезд летит от станции к станции. За окном солнечно, как летом. Чем ближе к Парижу, тем больше пассажиров. Шесть часов вечера. Ира уже не дождалась меня. Тот поезд, на который я опоздал, должен был прибыть в 17.40 Представляю себе её недоумение и досаду.

Напросился.

Занятой она человек, замороченный. Когда? В позапрошлом году, или раньше, года два назад, привели ко мне заезжую пациентку из Франции, скрипачку. Жаловалась на постоянные боли в области солнечного сплетения, на общий упадок сил.