Про тебя

Анастасия, услышав наш разговор, предлагает:

— Были на Монмартре? Здесь рядом Монмартр. Хотите, пойду с вами, поднимемся на фуникулёре к Сакре–Кер?

— Спасибо.

Честно говоря, я предпочёл бы пройтись в одиночестве. Хочется до конца отбиться от нахлынувших воспоминаний, затеряться в бурлении иной жизни.

Встреча с Ириной, ночёвка у Нины, появление Валеры, обед в семье эмигрантов… Считанные дни, отпущенные мне судьбой на Париж, видимо, придётся провести среди здешних русских…

Каблучки Анастасии дробно стучат рядом. Тротуары запружены толпами туристов. С гидами и без гидов. Они норовят остановиться у каждого магазина. Перекликаются чуть ли не на всех языках мира. Создается впечатление праздника, фестиваля, имя которому — Париж.

У меня гид хороший. Анастасия не забивает голову сведениями обо всех этих старинных кварталах, зданиях. Молча поспешает рядом, невысокая, складная, лишь разок сказала:

— Вон на углу магазин «Тати». Здесь иногда удаётся дёшево купить совсем неплохую одежду. Хотите зайдём?

— Мне ничего не нужно. Можно я вас буду называть просто Настя?

— Я и есть Настя. Анастасией меня называет мама, когда волнуется или сердится.

— Что-то не заметил, чтобы она сердилась.

— Волнуется из-за вас. Из-за того, что будете её лечить. И ещё из-за того, что через неделю у нас с Этьеном свадьба, венчание в церкви на рю Дарю.

— Вы крещёная? Действительно верите в Бога?

— Крещеная. Но о вере предпочитаю не говорить. Это — очень личное. — Настя замыкается. И этим она тоже нравится мне.

Вместе с многодетной итальянской семьёй поднимаемся в стеклянной кабине фуникулёра на вершину монмартрского холма. Отсюда, со смотровой площадки, в солнечной дымке далеко виден Париж, Эйфелева башня.

— Подойдите сюда! — зовёт Настя и бросает монету в щель стоящей на треноге подзорной трубы.

Приникаю к окуляру. Башня приблизилась. Она похожа на высокую, стройную девушку в длинном, расширяющемся книзу сарафане. Красивая. Никуда не деться. Только уж больно маленькая головка.

То ли воспоминания о КГБ, то ли я вообще так устроен, что часто сам отравляю себе жизнь — вдруг всплывает в памяти увиденная давным–давно на Высших режиссёрских курсах фашистская кинохроника: Гитлер смотрит на покорённый Париж.

Помню, как увидев в бинокль Эйфелеву башню, он в восторге хлопает себя по жопе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Открываю глаза, разбуженный ритмически повторяющимися звуками. Присматриваюсь, привыкаю к полоскам утреннего света, пробивающегося сквозь жалюзи.

У второй кровати, стоящей близ окна, вижу силуэт человека, замершего в странной позе: одна рука вскинута вверх, другая откинута назад. Похож на мужчину из известной скульптурной группы — рабочий и колхозница. Медленно присаживается на корточки. Замирает.

Припоминаю. Ночью кто-то приехал, Ирина кому-то застилала вторую кровать в отведённой мне комнатке.

Человек вдруг резко меняет позу: теперь он — сидящий на корточках боксёр со сжатыми, готовыми к бою кулаками. Выдох с угрожающим свистом вырывается из его губ.

Хоть до меня доходит, что это всего–навсего одна из новомодных восточных гимнастик, становится жутковато.

— Гуд монинг! — робко приветствую я незнакомца. — Салам алейкум.

Тот вскакивает, как ужаленный. Затем подходит к окну, вращает рукоять жалюзи. Они с треском поднимаются.

— Здравствуйте. Меня зовут Борис Раппопорт. Я двоюродный брат Ирины, возвращаюсь из Москвы в Торонто.

Жилистый человек с бородкой клинышком, стоящий передо мной в одних плавках. Энергично пожимает мне руку и отправляется в ванную.

Теперь из глубины квартиры становится слышна быстрая танцевальная музыка.

Девятый час. А вставать неохота. Видимо, сильно устал вчера, когда весь вечер занимался больными — матерью Анастасии, её отцом, их родственницей. Потом жених Насти — Этьен пожаловался на зубную боль.

Встаю. И, пока не вернулся Борис, вызываю в памяти облик Дженнифер. Закрываю глаза, сосредоточиваюсь, поднимаю ладонь, обследую её позвоночник сверху, с шейного отдела.

— Что это ты тут делаешь? — В дверь заглядывает Женя. На ней белое с красной оторочкой платьице, красные носочки, туфельки.

— Хочешь посмотреть, как я танцую?

— Хорошо. Только застелю постель и умоюсь.

— Нет. Сейчас. А то мама позовёт завтракать.

— Хорошо.

С Женей я едва успел познакомиться вчера вечером. Первоклашка. Почему с утра не в школе? Ах да, сегодня суббота. Бедный ребёнок, вчера сидела одна, пока мы с Ириной не приехали с улицы Кондорсе. Сегодня дом полон странных людей: один в темноте принимает дикие позы, другой при свете дня шарит ладонью в пространстве. Следую за ней в гостиную. Проходя мимо кухни, говорю накрывающей стол Ирине:

— Доброе утро. Дурацкая история — нечем побриться…

— Нет проблемы, — отвечает она. — Там, в ванной, в шкафчике у зеркала найдёте всё, что нужно. Осталось от Жениного отца. Женька, куда ты ведёшь человека? Немедленно садись за стол!

Девочка ничего не отвечает. В гостиной она снова запускает на проигрывателе пластинку с танцевальной музыкой, берет скакалку и начинает с бешеной скоростью прыгать рядом с роялем.