Про тебя

Мыслям обо всём, что я сегодня услышал, о будущей книге мешает беспокойство об Ольге. Иду в сторону ворот. Почему‑то чувствую себя за неё ответственным. Где носит это полубезумное существо? Могла потеряться, не найти дорогу назад. С такими всегда что‑нибудь случается.

В проёме ворот показывается человек. Не сразу узнаю в нём отца Василия. Через плечо перекинуты две связанные ремнём сумки. В каждой руке по несколько тяжёлых пакетов. Предлагаю:

— Батюшка, давайте я вам помогу?

Шарахается от меня в сторону, к боковой дорожке. Торопливо идёт к дому, скрываясь за кустами и деревьями.

…Понятно. Не хочет, чтобы видели сколько он приобрёл. Милый, наивный батюшка. Так навсегда и остался домовитым сельским жителем.

За воротами тускло поблёскивает мокрая брусчатка пустынной улицы. Лишь слева видны набегающие огни автомобильных фар.

Черный «Форд» останавливается неподалёку. Хлопает дверца. Выходит Оля. В шляпке.

— Бон суар! — слышится из машины.

Машина разворачивается. За рулём какой‑то хлыщ с усиками. Уезжает.

— Прелестно, что встретили меня! — говорит Ольга. — Я так устала. Хотите шоколадку? Дайте закурить.

Она немножко пьяна. Идем рядом, болтает без умолку.

— А где Миша и девочки? Я видела их днём, пели на ступеньках у Сак–ре–Кер. Катя — прелесть! Мы с ней купили одинаковые шляпки. Видите, чёрная бархатная, с розочкой. Мне идёт? А потом я познакомилась на бульваре Сен Мишель, вернее, он ко мне привязался…

— Оля, в автобусе начинается собрание. Я пошёл. А вам, по–моему, лучше зайти к себе, отдохнуть.

— Ах, да, собрание! Мы советские люди, совки, нам нельзя без собрания! Нет, я пойду. — Она хватает меня под руку. — У меня не осталось ни франка, клянусь вам. И вообще все плохо.

Смолкает, спотыкается.

Обходим примолкший дом. Вот и наш родной московский автобус — 93–78 МЕХ. Салон изнутри освещён. Все в сборе. По кромке лужи проходим к раскрытым передним дверцам. Пропускаю вперёд себя Ольгу.

Стоящий у входа в салон Игорь даёт ей пройти. А я поднимаюсь внутрь лишь на ступеньку. Кроме переднего кресла отца Василия, все места заняты. На моём рядом с Колей сидит Вахтанг. Издали видно, как Оля протискивается мимо Георгия к окну.

— Отец Василий, наверное, задержался в Париже у знакомых, — говорит Игорь. — Тем лучше. Начнем без него. Зинаида Николаевна, встаньте, пожалуйста. Чтобы все видели вас. Вставайте, вставайте, так сказать, не стесняйтесь.

Из‑за широкой спины Игоря мне видно, как поднимается со своего места Зинаида Николаевна. Маленькая, бледная, с косой чёлкой седых волос.

— Зинаида Николаевна, — продолжает Игорь, — вы прекрасно знаете, там, в экуменическом центре, мне пришлось собрать по десять долларов с каждого, чтобы выкупить в антикварной лавочке соседнего городка пасхальное яйцо, которое вы как бы взяли у Нины Алексеевны… Хозяйка заплатила вам за него тысячу франков, а выставила в витрине за тысячу пятьсот. За эту сумму — тысячу пятьсот и пришлось его выкупать для Нины Алексеевны. Немедленно верните нам наши деньги.

— Не брала никакого яйца.

— Зинаида Николаевна, давайте по–хорошему! Если вы сейчас же не отдадите денег, мне придётся обыскать вас, перетряхнуть всё барахло, ваше и Светланы.

— Ничего не брала. Ничего не знаю. И не троньте Свету. Отстаньте от нас.

В тишине автобуса прорывается сдавленное рыдание. Плачет Светлана.

— Игорь, что бы там ни было, так нельзя, — говорю я шёпотом. — Остановитесь.

Он на миг оборачивается. Меряет меня злобным взглядом. На груди взблескивает золотой крест.

— Позвольте, — раздаётся сзади меня голос отца Василия.

Он успел переодеться в подрясник. Поднимается в автобус, занимает своё место рядом с Акын О'кеичем.

— Зинаида Николаевна! — Игорь угрожающе повышает голос. — Хозяйка магазина, сказала, что яйцо ей продала некая невысокая женщина, иностранка. Украли вы, больше некому.

Плачет Светлана. Теперь уже навзрыд. Мать сдёргивает её за руку с кресла, тащит за собой к выходу.

Куда?! — Игорь толчком в грудь отпихивает её назад. — В самом деле, хотите, чтобы я обыскал вас с головы до ног? Руки марать не хочу.

— Пустите меня отсюда! Не брала никакого яйца.

Она снова пытается прорваться к выходу.

— Что мы делаем?! вдруг слышится из задних рядов голос Кати, Катеньки.

Мне не видно её с моей нижней ступеньки. С самого начала изо всех сил старался сдержаться. Не выдерживаю.

— Отец Василий! Мы — не суд. Не имеем права судить эту женщину. Да ещё в присутствии дочери… Игорь, одумайтесь! У меня осталось несколько десятков долларов, возьмите их, раздайте… — лезу в куртку за бумажником.

В этот момент Зинаида Николаевна бросается вперёд. Игорь отшвыривает её с такой силой, что если б не Светлана, она бы упала в проход.

— Остановитесь! — кричу уже не я, кричит кто‑то из меня. — Это же сестра наша… Ну, оступилась. А если яйцо взяла не она? Да если б и взяла… Зинаида Николаевна, дорогая, Светлана, простите Игоря, простите нас!

— Тоже как бы христианин! — Игорь выхватывает из кармана и поднимает вверх пистолет. — Вот с чем этот христианин отправился паломничать.

— Какой ужас! — взвизгивает Нина Алексеевна.