Про тех, кто в пути

Все приключения и странности отошли куда-то на задний план — осталось только беспокойство за отца. Что, если его сбили? Да, он ас. Но, что если русские напали вдесятером, а то и больше? Что, если отец погиб? Что, если он попал в плен и вот сейчас...

— Замолчи, прекрати, идиот! — процедил Мартин и ударил себя по уху. — Перестань сейчас же, девчонка!

В дверь постучали. В первую секунду Мартин радостно вскинулся, но тут же сообразил, что отцу стучать незачем, и крикнул:

— Уходи, Лидия, не надо ничего!

— И всё-таки я войду, — послышался мужской голос, и в комнату вошёл рослый человек в гражданском — настолько вопиюще гражданском, что Мартин, привыкший видеть вокруг себя форму и на взрослых и на ровесниках, озадаченно заморгал и чуть было не позабыл воспитанно подняться из-за стола.

— А — прости — где полковник Киршхоф? — осведомился человек. Ему было лет сорок, лицо — простоватое, как у мясника или торговца пивом. Отец не любил таких людей и всегда говорил, что они выскочки, не знающие ничего, кроме слов партийного гимна, да и те — по бумажке. — Ты ведь его сын?

— Да... — Мартин кивнул. — Но я сам не знаю, где отец...

— Понятно, — кивнул незнакомец. — Ещё не вернулся... Ну, что ж... — он вздохнул, пожал плечами. — Когда вернётся — передай ему, что заходил доктор Хельмитц. Запомнишь, гитлерюнге?

— Конечно, — кивнул Мартин.

— Ну вот и хорошо, — улыбнулся Хельмитц и вышел раньше, чем Мартин успел спросить, не знает ли он, когда вернётся отец.

Мартин прямо в форме прилёг на кровать и подтянул коленки к груди. Вспомнилась мама и неожиданно нахлынула страшная обида на неё. Как она могла?! А теперь, когда он остался совсем один...

Но именно в этот момент общежитие словно ожило. В коридоре послышались смех, разговоры, тут и там захлопали двери, затопали Сапоги — и, едва Мартин успел вскочить с кровати, как в распахнувшихся дверях возникла спина отца, который шумно, со смехом, прощался с людьми в коридоре, тоже смеявшимися и что-то бурно обсуждавшими.

Полковник Киршхоф обернулся, закрывая дверь — и в ту же секунду Мартин прыгнул на него:

— Папа! — вырвалось у мальчика со слезами. Ошарашенный полковник ощупью добрался до кровати и сел, в то время, как сын, продол-жая виснуть на нём, судорожно говорил: — Я думал... что ты... я так боялся... я не хочу, чтобы... папа, не бросай меня, не бросай, пожалуйста...

— Ну что ты, ты что? — растерянно спрашивал полковник, гладя сына по волосам, как будто ему было не четырнадцать, а четыре года. — Ты же не маленький... Да и не было ничего, мы даже не видели русских...

— А это? — всхлипнул Мартин, поднимая глаза на отца и держа его за распоротый левый рукав куртки. — Это же... от пули...

— Да от какой пули, — Киршхоф-старший усадил сына рядом, — проволоку зацепил...

— Как будто я не вижу...

— Слово офицера — проволоку.

— А поклянись словом офицера, что не видели русских?

Полковник замялся и встал.

— Ну... Меня никто не искал?

— Нет... ой, приходил какой-то гражданский, — Мартин встал, начал поправлять форму; ему было стыдно. — Недавно. Доктор Хельмитц.

— Он не гражданский, он из эсэс, — процедил полковник. — Держись от него подальше, Мартин.

— Да он мне и двух слов не сказал, он тебя искал, — пожал плечами мальчик. — А что эсэс нужно на аэродроме?

— Русские говорят, что тот, кто много знает, скоро стареет, — отрезал полковник. — Ты ведь не хочешь постареть раньше времени?.. — Мартин, окончательно выкинувший из головы все неприятности и сложности, замотал головой и заулыбался. — Тогда пошли ужинать, — и он подмигнул сыну: — Будет торт!..

...Мартин проснулся ночью.

Окно было плотно закрыто. Ревели невдалеке моторы — по звуку Мартин определил бомбардировщики.. Отец, сидя за столом под зажжённой лампой, повёрнутой светом подальше от сына, перебирал на столе какие-то бумаги.

Вот он сердитым движением сбил их в стопку. Положил стопку на край стола, посидел, глядя за окно. Что-то пробормотал. Поднялся, достал из сейфа несколько папок. И, опять усевшись, снова принялся за чтение. Мартин смотрел на него, пока не уснул.

5.

На пруду было полно народу. Солдаты и офицеры дурачились, загорали, играли в мяч. Мартин — с мотком прочного троса и водонепроницаемым фонариком — выглядел среди этой летней сует глупо и сам это понимал, но мало беспокоился на этот счёт.

То, что он идёт куда-то не туда, Мартин понял, когда увидел указатель, кривовато прибитый на дерево:

TEICH6

Потом выяснилось, что пруд намного больше, почти весь окаймлён широким пляжем, на котором даже какие-то кабинки сохранились, тут полно народу и вообще дорога до пруда ничуть не походит на ту, которой Мартин шёл вчера. Он спросил у кого-то, есть ли тут второй пруд. Этот кто-то не знал.

Другой кто-то — в форме зенитчика — категорично ответил, что есть только речушка, но очень узкая и обрывистые берега, поэтому там никто не купается. Тогда Мартин отправился обратно, сел под указателем и задумался так глубоко, как только мог.