Про Тихона

— Вы должны знать! — Веселов считал себя правым, не желал примирения. Он повторил: — Бригадир обязан знать!

— Виноват я. Бросать, по-вашему?

— Давайте мой хлеб!

— Дудки, Петр Антонович! — Житнев прикрыл рукой мешок: — Вот что ребята скажут.

Помолчали.

— Совестно мне за вас, Веселов. Ведь вы комсомолец.

— А вам не стыдно? По вашей вине получилось. Вы тоже комсомолец. Ай, не агитируйте! Застрахован.

Бригадир отошел от Веселова. Рабочие молча расселись в кружок на плоских камнях. Посредине лежала краюха черного хлеба и щепотка соли в бумажке. Обычно «артист» первым разрезал хлеб. Теперь он стоял с краю, виновато молчал.

— Веселов свою часть просит, — сказал Тихон.

— Что?! — Орлов даже привскочил. — Не дам! По мне пусть хоть с голоду подохнет, виртуоз!

Из ущелья по крутой тропинке неожиданно выкатилось стадо овец. Впереди шел высокий погонщик в куцем ватнике, войлочной шляпе и с редкой путаной бородкой. В руках у него была кривая палка.

— О-г-э! — покрикивал он на животных, размахивая палкой. По камням стучали копытца, похрустывали тонкие голенастые ноги овец.

Веселов воровато стрельнул глазами.

— Черт с вами! — буркнул он и бросился навстречу погонщику. По ветру развевались его длинные русые волосы.

Житнев видел, как он приблизился к погонщику, заговорил, указывая вниз, на рабочих, на себя. Вдруг провожатый остановился, закивал головой. Веселов выхватил из кармана деньги и передал бородатому.

Мимо протекла сероватая волнистая река овец. Погонщик прицелился и ловко подцепил валуха за ногу, вытянул его на обочину. Веселов, припадая на колено, силился утащить здоровенного барана вниз, звал на помощь.

Тихон стремительно ринулся к «артисту», с силой оторвал его от барана, закричал на оторопелого погонщика тонким возмущенным голосом:

— Твои бараны? А? Ворюга... Красть не позволю!

Веселов отступил от разгорячившегося бригадира.

Баран неторопливо присоединился к остальным, потерялся в сером однообразном потоке.

Житнев наседал на погонщика, удерживая его за рукав:

— Под суд нужно! И вы, Петр Антонович. Рабочим называетесь.

— Он и просил для рабочих, — угрюмо бросил погонщик, вырывая рукав. — Получи свои деньги, долговолосый!

К привалу монтажник и бригадир шли насупленно, отчужденно поглядывая друг на друга. Веселов, не подходя к рабочим, одиноко уселся за бугром.

Закусив, монтажники принялись за работу.

На новом месте скала оказалась еще ближе к поверхности: с первой лопаты встретился камень. Гехая и тяжело дыша, Орлов бил кувалдой по граниту, откалывая маленькие кусочки серой породы. Житнев от досады и разочарования побледнел, ушел пить воду. Навстречу ему попался Веселов. Они разминулись, далеко сторонясь друг друга, словно никогда не были знакомы.

— Он-то, Тихон, того... характерный, — одобрительно сказал Орлов Гошке. — С бараном-то здорово!

Прибрел Веселов. От нечего делать потрогал кувалду, ударил ею разок-другой. Она легко отскочила от гранита. Веселов сплюнул:

— Нема дураков: все поженились! — сказал он, отбросив кувалду.

Пузанов принял намек на свой счет, схватил «артиста» за ворот и свирепо потащил к откосу. Коленом сильно толкнул в спину. Тот тяжелым мешком покатился вниз, к берегу. У самой воды Веселов задержался, в бешеной злости схватил большой булыжник, покарабкался вверх. Вылез на обрыв, бросился к Пу-занову. Тот спокойно взял его за шиворот:

— Уезжай отсюда, шкура! И не попадайся на глаза!

В его лице было столько решимости и спокойной уверенности, что Веселов испугался всерьез:

— Уеду... схожу к прорабу... переведусь...

Оговорки Веселова толкнули мысли Гошки в другом направлении.

—- Да. Сходи к прорабу. Пусть принимает меры. Сам видишь — скала не поддается. Ясно?

За высокой отвесной горой крикнул паровоз, в выемке заклубился дым: шел последний пригородный. Веселов отшвырнул камень, заспешил к месту остановки.

— Встретимся! — крикнул он Пузанову.

— Катись, дезертир!

Рабочие с инстинктивной злостью бросились вслед за Веселовым, но он успел вскочить на подножку.

— Зря ты его, Гоша, тогда из проруби спас. Пусть бы кормил омулей, — успокоившись, сказал Орлов, припоминая случай, когда Пузанов на Байкале вытащил «артиста» из полыньи.

Тихон, поднимаясь по тропинке, увидел стоящих у поезда монтажников, и у него перехватило дух: «Бросили...» Он подскочил к рабочим, задыхаясь, закричал:

— Бегите, трусы, бегите!

Вернулся к котловану, схватил лом, в диком исступлении бил и бил тяжелым железом по камню, стараясь не смотреть по сторонам. Сердце тоскливо колотилось. Пыль набивалась в пушок на верхней губе, отчетливо вырисовывались юношеские усы.

Пузанов удивленно глядел на его потемневшие карие глаза, на спутанные белесые волосы. «Переплет, дружок!» Но в душе монтажнику было жаль Тихона, такого взъерошенного, рассерженного и наивного, как мальчишка.