После войны в низовья Волги все чаще наведывались экспедиции. Они исследовали побережье Каспия, бродили в волжской пойме, забирались в глубь полупустыни — и всюду наталкивались на следы Орлова. К этому времени у Богдо разросся, окреп лес. Под его защитой зацвели яблони, заколосилась пшеница. Однажды теплой ночью богдинцы услышали трель залетного гостя — соловья.
Выбирая места для государственных лесных полос, изыскатели решили объехать все посадки, сделанные Орловым. Почти всюду деревья прижились — и у Замьян, и у Тамбовки, и у станции Чапчачи и во многих других местах. Побывали изыскатели и в Сасыколях — там, где Орлов создал первый свой питомник в полупустыне.
Лесовод долго смотрел на могучие тополя. Он сажал их черенками в землю, на которой когда-то считалось невозможным что-либо вырастить. И вот перед ним — лесные великаны…
Я видел лес у Богдо — именно там мне и назвали фамилию лауреата Государственной премии Орлова. Слушая теперь его рассказ на террасе небольшого домика, я думал о том, что среди земных профессий не так уж много таких, где бы человек не столько покорял, сколько врачевал природу.
— А ветер переменился, — заметил Митрофан Алексеевич. — Оленька!
Вошла дочь. Она лесовод. И сын Митрофана Алексеевича тоже лесовод.
— Оленька, принеси мне ту папку, знаешь?
В папке были планы, наброски, заметки, письма.
— Вот, это с Волго-Дона. Спрашивают, чем засевать сухие откосы, чтобы не выдувало ветром. Я ответил и приписал, что, если надо, могу и лично приехать. Такое дело живой души требует. Отведут мне стандартный домик, поселюсь у самого канала, чтобы вода журчала под окнами…
— Не выдержишь, папа, — улыбнулась дочь. — Сбежишь в Астрахань. В пески сбежишь.
— Сбегу, — покорно согласился отец. — Конечно, сбегу. Куда же мне от песков? Видно, тут и похоронят.
Волга впадает в Каспийское море, лошади кушают овес и сено…
Карта по-прежнему неопровержимо свидетельствует, что с Волгой обстоит именно так. Но увидеть это своими глазами, в натуре — не просто.
Некоторые из рукавов дельты, где прежде шли корабли с товарами, давно обмелели и даже пересохли. Теперь Волга держит транспортную связь с Каспием по искусственно прорытому и постоянно углубляемому каналу. Это не впадение, а, скорее, выведение реки в море.
Однажды мне захотелось посмотреть естественную, природную границу Волги и Каспия.
Сначала шли одним из рукавов. По низменным глинистым берегам — рыбацкие деревеньки. Глина прокалена, будто побывала на обжиге: звенит под ногами. У каждого двора ветрянки качают воду. Чем не Голландия? Только там ветер помогает высасывать ее из канав, здесь накачивать в трубы. Всюду слышно журчание, День не пожурчит — и поникнут, пожухнут огороды, разделенные заборчиками из камыша.
Навстречу шли рыбацкие баркасы. У селений на кольях сушились сети. В этих краях рыбаки осели еще столетия назад.
Вскоре добрались мы в Астраханский заповедник, любовно описанный натуралистами, кажется, до последнего лепестка лотоса, до малейших проявлений пеликаньего нрава, до легчайшего перышка белой цапли.
Отсюда отправились в авандельту, в сторону Каспия, невидимого за стеной джунглей. Ушли на рассвете. Работали веслами, отталкивались шестами. Лодка вертелась по узким протокам меж качающихся стен камыша. Продирались сквозь кувшинки, нимфейник, водяные папоротники, образовавшие в теплой воде нечто вроде знаменитого нильского "седда", где переплетающиеся корни местами вовсе закрывают поверхность реки. Вспугивали черных бакланов, перед взлетом набирающих скорость на воде подобно гидросамолету.
Часов через пять выбрались на простор. Вода рябила миллионами блесток, беспредельная, как море. Но это море было немногим глубже лужи. Зачерпнули воду — совершенно пресная.
За лодкой тянулись бурные плети рдеста, водяного растения дельты. Его заросли мешали грести, и в ход снова шел шест. Скрипели крачки. Белая цапля стояла посреди моря, не замочив длинных ног до половины. А с острова, который огибала лодка, вдруг прокуковала из зарослей ивы кукушка.
Наносы, вынесенные Волгой в дельту, легли почти горизонтально. Когда уровень воды снижается всего на один сантиметр, вдоль взморья сразу обнажается сотня метров берега.
Дельта непостоянна. Она все дальше выдвигается в море, Каспий отступает. Его судьба давно заботит людей. Есть несколько проектов: закрытие гигантского испарителя каспийской воды — залива Кара-Богаз-Гол и некоторых других заливов, сооружение дамбы поперек моря, переброска в Волгу части стока северных рек. Но пока что Каспий отступает и отступает…
Плывем все дальше. Огибаем последние островки, как видно, недавно появившиеся на свет: на них еще ничто не укоренилось. Заросли рдеста переплетаются в воде уже не так густо. Не видно цапель, зато много чаек.
Близко море. Правда, вода все еще пресная. Но она будет опресненной и за полсотни, и за сотню километров от дельты — так много ее выносит в море великая река.