Читаем Про все полностью

В том же 1934 году многих американцев, работавших на сельскохозяйственной станции в Янгиюле, отправили в другие места. Роун, который разбирался в консервировании, поскольку одно время у его отца был небольшой консервный завод, уехал на Кавказ помогать грузинам налаживать производство на заводе по переработке помидоров. Джордж Тайнз по-прежнему занимался птицеводством. Джон Саттон участвовал в налаживании производства канатов. К тому времени Саттон и Тайнз женились на русских женщинах.

Моего деда направили в Ташкентский институт мелиорации и механизации, где он и преподавал до самой смерти. Моя бабушка, уже беременная, с радостью переехала в город, прежде всего потому, что там она могла рассчитывать на более качественную медицинскую помощь.

19 июля 1934 года моя мать, Лия, родилась в Ташкенте. Это событие стало поворотным в истории моей семьи. Не будь у них ребенка, мои бабушка и дедушка в 1937 году вернулись бы в Соединенные Штаты. Несмотря на ненависть к процветающему дома расизму, они считали себя американцами, даже бабушка, которая жила в Штатах всего одиннадцать лет. Нельзя забывать о том, что и в Советском Союзе, где она прожила пятьдесят лет, из всех языков, которыми владела бабушка, предпочтение она отдавала английскому.

Бабушка и дедушка решили стать советскими гражданами, потому что не хотели воспитывать в Америке ребенка смешанной крови. В Советском Союзе, несмотря на негативное отношение русских к национальным меньшинствам, несмотря на негативное отношение тех же самых меньшинств к другим национальностям (и русским тоже), по крайней мере дискриминация не была возведена в ранг закона. А бабушка и дедушка уже испытали на себе враждебное отношение американцев (и черных, и белых) к смешанным парам. Но в то время они не могли предположить, что мою мать будут дискриминировать не за цвет кожи, а за то, что она - дочь иностранцев. В 1935 году сталинский террор еще не набрал силы, а бабушка и дедушка не могли предвидеть той подозрительности и паранойи, с которыми вскоре пришлось столкнуться иностранцам.

Поскольку дедушка умер, когда матери было только шесть лет, о нем и семейной жизни у нее остались отрывочные воспоминания. Они жили в четырехэтажном здании, которое называлось "Дом иностранных специалистов". Но основной контингент жильцов составляли не иностранцы, а высокопоставленные партийные функционеры. По советским стандартам квартиры были роскошными, хоть и без горячей воды. Тогда отдельные кухня и ванная с холодной водой считались роскошью.

Сколько мама себя помнит, в квартире жила украинка, тетя Надя. Мои дедушка и бабушка по-русски говорили плохо, поэтому они пригласили тетю Надю жить с ними, чтобы их дочь с самого раннего детства училась говорить по-русски. Тетя Надя, конечно же, говорила по-русски с украинским акцентом, но все равно лучше, чем мой дед с его миссисипским. И моей бабушке после идиш, польского и английского русский давался с трудом. Друг с другом они говорили по-английски, так что этот язык мама слышала с колыбели. В отличие от меня, ей не пришлось учить английский, однако говорит она на нем очень хорошо.

Тетя Надя в свое время была актрисой в Киеве, и моя мама так и не узнала, каким ветром ее занесло в Ташкент. Для тети Нади наша семья стала родной.

Из воспоминаний о своем отце у моей мамы остались в памяти воскресные обеды. С самого утра он отправлялся на большущий Алайский базар и возвращался на такси, нагруженном арбузами, бараниной, виноградом, рисом, орехами, пахлавой и прочей снедью.

"Войдя в квартиру, папа сразу следовал на кухню, - вспоминала моя мать. В этот момент женщины туда не допускались. По воскресеньям он воздавал маме королевские почести. Как только все было готово, он кричал: "Крошка, обед на столе". Поднимал маму на руки и нес к столу. Потом возвращался за мной, тоже брал на руки и говорил: "Теперь ты, крошка". Я помню, что на его руках мне было очень хорошо и уютно".

Прозвище "Крошка" последовало за мамой и во взрослую жизнь, а потом перешло ко мне. Так называл ее не только отец, но и Пол Робсон, который взял мою маму на руки во время концерта в Советском Союзе в тридцатые годы и спел ей "Спи, моя крошка, усни" на английском. Присутствующие на концерте запомнили, как Робсон, любимец всего Советского Союза, своим завораживающим голосом пел колыбельную маленькой девочке. И знакомые бабушки и дедушки до конца своих дней звали мою маму не иначе как Крошка. После того как я стала корреспондентом "Московских новостей", многие люди представлялись мне друзьями бабушки и дедушки. Если они называли мою маму Крошкой, я знала, что они говорят правду.

Так что от первых лет жизни у мамы сохранились только хорошие воспоминания: любящие друг друга родители, дом, полный советских друзей и гостей из Америки, пикники на природе, горячо любимая тетя Надя, которая учила ее украинским песням.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное