Про все

Меня воспитывали в уважении к Абдулле Ханга за его роль в истории Занзибара. Мама позаботилась о том, чтобы я знала о его стремлении покончить с колониализмом на африканском континенте. Эмоционально я обижалась на своего отца за его отсутствие. Мне было все равно, кто он, - русский или американец, лишь бы он был рядом.

Эти противоречивые чувства, вкупе с информацией о том, что моего отца убили по политическим мотивам, заставили меня колебаться, когда Фонд Рокфеллера предложил слетать в Танзанию на поиски африканских родственников. Не было уверенности, что семья отца примет меня с распростертыми объятьями.

Но любопытство пересилило эти опасения. Вооруженная списком друзей и родственников, предоставленным Ибрагимом Нур Шарифом, бывшим учеником моего отца, который теперь преподает литературу суахили в университете Рутгерса (США), я улетела в Дар-эс-Салам в сопровождении неутомимого Фрэнка Карела (довольный результатами моего поиска белых родственников, он хотел, чтобы я постучалась в дверь к своей занзибарской родне). Больше всего мне хотелось встретить мою девяностодвухлетнюю бабушку Ханга.

Мне повезло в том, что первыми, кого я встретила в Даре, были русские. Утомленные долгим перелетом, мы с Фрэнком перекусывали в баре, когда я услышала, что за соседним столиком говорят по-русски. Представилась и с чувством глубокого удовлетворения услышала в ответ, что эти русские читали мои статьи в "Московских новостях".

Один из мужчин сказал:

- Думаю, мы можем вас приятно удивить. В Даре работает русский культурный центр. Давайте заглянем туда.

Мы постучались в дверь, и вскоре нам открыла женщина.

- Елена! - радостно воскликнула она. - Неужели ты меня не помнишь?

Я вспомнила. Женщина была моей первой учительницей английского в школе № 46 в Москве.

Наутро я на пароме отправилась в Занзибар, чтобы встретиться с семьей отца. Даже здесь мне не удалось избавиться от соотечественников. В капитане чувствовалось что-то неуловимо знакомое, хотя я точно знала, что никогда с ним не встречалась. Выяснилось, что он - грузин, работающий на пароме в рамках советско-танзанийского соглашения. Он признался мне, что зарабатывает хорошие деньги и откладывает их на будущее. Кто знает, в какую сторону оно может измениться?

Когда паром пришвартовался к пристани, я увидела высокую, интересную женщину в белом канзу-ндефи, национальном наряде танзанийских женщин, удивительно похожую на мою мать. Она сразу направилась ко мне.

- Ты, должно быть, Елена, - выделила она меня, конечно же, по европейскому платью. - Я была женой твоего отца и буду очень рада, если ты будешь называть меня мама Ханга.

Она вышла замуж за моего отца вскоре после его возвращения на Занзибар в 1964 году. И всегда знала о моей матери и обо мне.

- Твой отец всегда отзывался о твоей матери с огромным уважением, заверила она меня. - И никакие трения в личных отношениях не могли поколебать его уважение к ней. Он говорил мне, что твоя мать - восхитительная женщина, с твердыми убеждениями и характером.

Это описание очень подходило и к маме Ханге, учительнице начальной школы. После смерти отца ей выпала тяжелая доля, а замужем она была всего год-полтора. Долго никто не решался взять ее на работу: боялись иметь дело с женой убитого политического лидера.

Слушая историю мамы Ханги, я поняла, что ее судьба, а то и еще хуже, могла выпасть на долю моей матери, если бы она последовала за отцом в Занзибар. Я думала о бессчетном количестве женщин во всех странах на всех континентах, которые не могли жить полноценной жизнью, потому что связывали свою судьбу с политиками, оказавшимися не на той стороне баррикад.

Факты о смерти моего отца, пусть они и не получили официального подтверждения, - история не для слабонервных. Танзанийские архивы еще не открыли сведения о многих казнях, прошедших в тот период. Все, что мне известно, я узнала от танзанийцев, живущих как за границей, так и на родине.

Хотя прошла четверть века, убийство моего отца по-прежнему остается болевой точкой. В моем отеле в Даре я получала много анонимных телефонных звонков от людей, которые просто хотели мне сказать, что знали моего отца.

Танзания - маленькая страна. 26 миллионов жителей, площадь - 945 тысяч квадратных километров. Весть о моем приезде распространилась быстро.

- Елена Ханга, - прошептал в трубку какой-то мужчина, - я хочу приветствовать тебя от лица всех, кто восхищался твоим отцом. Мы рады, что ты здесь.

И повесил трубку. На улице в Занзибаре незнакомцы останавливали меня, чтобы сказать, что Абдулла Ханга был "настоящим лидером", "борцом за социальную справедливость", "прекрасным учителем, пусть я и не разделял его коммунистических убеждений".

Никто из них не представлялся. У семейно-родовых культур длинная память. Некоторые политики той эпохи, на которую пришлось убийство моего отца, и их потомки по-прежнему играют важную роль в жизни Танзании. Никто не рисковал вновь раздуть угольки давней ненависти.