[Про]зрение

Комиссар отправился на кухню, попил воды и вошел в свою комнату. Кровать была не застелена, на полу валялись носки – один здесь, другой там, – на кресло брошена как попало грязная сорочка, и можно себе представить, что творится в ванной, и компания провидение, страховки и перестраховки должна будет рано или поздно как-то решить эту проблему и сообразить, согласуется ли с секретностью, окутывающей деятельность агентов секретной же службы, возможность предоставить в их распоряжение помощницу, которая одновременно исполняла бы обязанности горничной, кухарки и экономки. Комиссар рывком натянул одеяло, двумя ударами кулака оправил и взбил подушки, носки и рубашку скомкал и запихал в ящик, отчего спальня обрела несколько большую презентабельность, хотя женская рука явно справилась бы с этим лучше. Взглянул на часы и убедился, что – самое время, результат уже должен быть получен. Сел, зажег лампу на столике, набрал номер. На четвертом гудке трубку сняли, и: Слушаю, раздалось в ней. Говорит тупик. Слушаю, здесь альбатрос. Хотел доложить о том, как выполняются задачи дня. Надеюсь, результаты меня порадуют. Смотря что считать радостью, альбатрос. Мне некогда заниматься словопрениями и умствованиями, тупик, давайте по существу. Сперва позвольте узнать, дошла ли посылка до получателя. Какая посылка. Та, которую передал в девять утра на кпп север-шесть. А-а, дошла в лучшем виде, очень пригодится мне, в свое время все узнаете, тупик, а теперь доложите, что делали до сегодняшнего дня, чем занимались. Докладывать особенно нечего, альбатрос, осуществляли наружное наблюдение, проводили допросы. Давайте по очереди, тупик, и что дало это наблюдение. Практически ничего. Почему. Те, кого мы определили как подозреваемых второй очереди, вели себя абсолютно нормально. А – первой, они, сколько мне помнится, были вверены вашему попечению. Из уважения к истине. Что. Из уважения к истине, альбатрос. Да при чем тут это, тупик. Да это способ начать фразу и не хуже любого другого. Будьте добры на время доклада отставить свое уважение к истине и простыми словами скажите мне без околичностей и уверток, можно ли наконец счесть жену доктора, портрет которой сейчас передо мной, виновной. Она созналась в том, что совершила убийство. Вы ведь прекрасно знаете, что по многим причинам, включая и отсутствие состава преступления, меня интересует вовсе не это. Знаю, альбатрос. Тогда приступите наконец к сути и ответьте, можно ли утверждать, что жена доктора ответственна за движение белобюллетников и даже, быть может, возглавляет его. Нет, альбатрос, нельзя. Почему. Потому что ни один полицейский на свете – а себя я отношу к самым последним в этом ряду – не найдет ни малейших оснований для такого обвинения. Вы, кажется, забыли – мы ведь договорились, что вы добудете необходимые доказательства. А позволено ли мне будет спросить, каковы же они должны быть, доказательства эти. Ну, это уж не мое дело, в ту пору, когда еще был склонен всецело довериться вам и надеяться, что вы справитесь с заданием, я оставил это на ваше усмотрение. Мне казалось, что нельзя лучше выполнить задание, нежели установить, что тот, кому инкриминируют преступное деяние, к оному непричастен, заявляю это, альбатрос, с моим полнейшим к вам уважением. Ну-с, так, с этой минуты хватит ломать комедию с шифрами, вы – комиссар полиции, я – министр внутренних дел. Понял, господин министр. Чтобы убедиться, что и в самом деле поняли, поставлю тот же вопрос несколько иначе. Слушаю, господин министр. Намерены ли вы, отрешась от личных чувств и мнений, признать жену доктора виновной, отвечайте да или нет. Нет, господин министр. Последствия только что сказанного представляете себе достаточно отчетливо. Достаточно, господин министр. Отлично, в таком случае ознакомьтесь с решениями, которые я принял. Весь внимание, господин министр. Передайте инспектору и агенту, что завтра утром, в девять часов им надлежит быть на кпп север-шесть, где их будет ждать человек, который и сопроводит их сюда, это мужчина ваших приблизительно лет, в синем галстуке в белую крапинку, и пусть пригонят автомобиль, которым пользовались для перемещений по городу, он больше не понадобится. Слушаюсь, господин министр. Что же касается вас. Что же касается меня, господин министр. Вы остаетесь в столице вплоть до особого распоряжения, каковое последует незамедлительно. А расследование. Вы же сами заявили, что расследовать тут нечего и подозрения с подозреваемой сняты. Именно так, таково мое мнение. Ну, тогда вам не на что жаловаться, вопрос с вами решен. А что мне пока делать. Да ничего, ничего не надо делать, гуляйте, развлекайтесь, сходите в театр или в музей, наслаждайтесь жизнью, пригласите поужинать своих новых друзей, министерство берет все расходы на себя. Не понимаю, господин министр. Пять дней, что даны были вам на расследование, еще не истекли, быть может, в оставшееся время на вас сойдет просветление. Не думаю, господин министр. И тем не менее пять дней – это пять дней, а я привык держать слово. Слушаюсь, господин министр. Доброй ночи, приятных снов, комиссар. Доброй ночи, господин министр.